Выбрать главу

Утер с самого начала осады и разгрома королевского войска не имел вестей из владений великих сеньоров: разумеется – от Соргаллей, потому что это герцогство приняло на себя первый удар захватчиков, но оставались еще Лионесс, Оркания, Кармелид… Да, именно Кармелид… Никто из людей, которым удалось укрыться в городе, не мог сказать ему, жив ли герцог Лео де Гран. Получалось так, будто войско было разбито в одночасье, будто каждый воин, лучник, щитоносец или рыцарь дрался в одиночку, чтобы спасти свою жизнь, а битва так и не состоялась. Многие отряды подошли к Лоту в последующие дни, даже целыми поместьями во главе с бароном и со священником, но несмотря на весь этот народ, в Лоте не хватало мужчин, чтобы создать ополчение, выйти, наконец, за крепостные стены и встать против монстров в открытом поле, вместо того, чтобы погибать от холода, голода и страха, ожидая последнего штурма. Больше не осталось достаточно смелых мужчин. Не осталось надежды, воли к победе. Были лишь потерпевшие крушение люди, вцепившиеся в обломки своей жизни, надеющиеся только прожить еще хоть немного, пережить зиму.

Какое-то движение вдалеке отвлекло Утера от его горьких мыслей. С бьющимся сердцем он приник к парапету между двумя амбразурами и наполовину высунулся из-за крепостной стены, чтобы лучше видеть, но сомнений не было: небольшой отряд всадников и несколько повозок двигались к городу. Король откинулся назад, поискал глазами стражников и окликнул первого попавшегося, и в это время с угловой башни раздался звук рога. К счастью, дозорные не спали. Они тоже их увидели… Десятки вооруженных людей тотчас же показались из каждой бойницы, разошлись по всей заснеженной дозорной дорожке и, как он, свесились вниз, чтобы лучше рассмотреть обоз, продвигающийся по насыпанной дороге. Минул первый миг беспокойства, и послышались радостные восклицания стражников. Это был первый признак жизни, который им довелось увидеть за много дней за пределами крепостных стен. Всадников было не так много, чтобы можно было подумать о воинском подразделении, у них не было ни знамен, ни хоругвей, не было даже копий. Обоз составляли две повозки, странные упряжки которых более напоминали носилки, чем фургоны, но это были люди, без всякого сомнения, и раз они смогли добраться сюда, значит, возможно, волки ушли…

Стражник с посиневшим от холода лицом под засыпанным снегом капюшоном подошел к королю, чтобы выслушать приказ, и Утер дружески обнял его за плечи, узнав в нем старого собрата по оружию (хотя ему и не удалось вспомнить его имя).

– Спустись к бойницам, – сказал он. – Прикажи опустить подвесной мост, но пусть пока их не впускают внутрь. Давай быстрее…

Вояка побежал со всех ног, рискуя растянуться на обледенелой дозорной дорожке, а король снова свесился между зубцами. Он насчитал не более десяти всадников, они были тепло одеты, закованы в латы, на крепких лошадях, однако это не были ни воины, ни рыцари. Подойдя к городским стенам, они замедлили ход, а некоторые даже спешились, давая отдых своим загнанным лошадям. Оказавшись в нескольких туазах от бойницы, защищавшей главные ворота, один из них, все еще сидящий верхом, подъехал к откосу и поднял руку в знак мирного приветствия.

– Дайте прибежище, во имя Маольт из Скатха! Мы привезли вести для короля!

У Утера от изумления перехватило дыхание, и он, невольно улыбаясь, отошел от парапета. Маольт… Маольт из Скатха… Последний раз, когда они виделись, это было в ее логове, в подземельях Каб-Бага. Сколько с тех пор воды утекло… Он еле сдерживался, чтобы не побежать под взглядами этих людей, но постарался сойти с дозорной дорожки как можно быстрее, спустился в угловую башню и сбежал вниз по лестнице до самого двора, откуда в несколько шагов достиг сторожевого поста у подъемного моста.

Его люди вопросительно смотрели на него, дрожа от нетерпения и надежды.

– За мной, – сказал он.

Еще несколько шагов, и он оказался снаружи, обдуваемый ледяным ветром, зажмурив глаза от снежного вихря. Он ухватился за повод лошади посланца и потрепал ее по шее. Бедное животное казалось уставшим до крайности, было покрыто пеной, несмотря на снег, и тяжело вдыхало свежий морозный воздух.

– Слезай, – приказал он всаднику. – Пусть отведут лошадь в конюшню, запрут там и не дают пить по крайней мере час, иначе она околеет!

Человек подчинился с большой неохотой, передал поводья стражникам и остался стоять, разглядывая короля. Эти глаза, эта угрожающая ухмылка, эта одежда из темной кожи, ножи, прицепленные к поясу, на пальце кольцо, отмеченное руной Беорна… Этот человек был убийцей, потрошителем из Гильдии, и его место было на виселице. Он нехотя посторонился, уступив дорогу Утеру, постаравшись выразить взглядом по возможности большее презрения и неуважения, и король почувствовал, как позади него задрожали от негодования его стражники.

– Как твое имя? – спросил Утер.

– Герри… Герри Сумасброд, – ответил тот, вздернув подбородок.

– Оно тебе подходит… Разоружите его и обыщите хорошенько. Ни один из этих людей не войдет в город с оружием!

Затем он подошел к первой повозке, похожей на большие носилки, запряженные четверкой лошадей, возница которой был наполовину засыпан снегом и казался промерзшим до костей. Обойдя упряжку, он откинул кожаный полог, прикрывающий возок. Горячее пахучее облако дохнуло ему в лицо. В следующую секунду разодетый в нелепые шелковые одежды молодой человек с пронзительным визгом приставил ему к горлу нож. Утер мгновенно отклонился и схватил его за запястье, заломил руку и швырнул в снег. Щеголь плюхнулся на четвереньки, и все смогли заметить, что под роскошными платьями ничего не было, но тут же вскочил под насмешки своих компаньонов.

– Король собственной персоной! – проскрипел старческий голос из кучи подушек, мехов и одеял. – Какая честь для старой Маольт!

И она показалась, отекшая и седая, из вороха тряпья.

– Ты совсем не изменился, мой миленький, – жеманно проговорила она. – Все такой же красавец, да, да, да…

– Да и ты тоже, ты тоже совсем не изменилась, Маольт из Скатха. Разве что покинула свою башню.

Старая скупщица краденого улыбнулась и стала напяливать на себя все, что было под рукой.

– Ты хочешь заморозить до смерти старую Маольт, мой недотрога! Иди ко мне, ты меня согреешь, Да, да.

Утер засмеялся и бросил веселый взгляд на молодого человека, цепенеющего от холода, который топтался на снегу, пристыженный и смешной.

– Боюсь, не прячешь ли ты другого своего пажа под такой кучей подушек, – сказал он. – Поговорим чуть позже, когда ты отогреешься.

Он задернул полог, пресекая болтовню старухи, затем хлопнул по крупу коренной лошади.

– Пропустите их!

Ллиэн ничего не говорила с тех пор, как вернулась на остров. Ни с кем не перемолвилась, за исключением Рианнон. Дориан, Кевин, Тилль и сеньор Бран остались на берегу, и только Мерлин следовал за королевой до самого ее убежища на Авалоне. Пока лодка двигалась среди камышей, он попытался заговорить с ней, но не смог подобрать нужных слов. Правда, он нашел в себе смелость взять ее за руку. Ллиэн на мгновенье улыбнулась ему, затем отвернулась и погрузилась в свои мысли до тех пор, пока челн не уткнулся в землю. С тех пор Мерлин был один.

Каждое утро он приходил к скале, которую так любила королева, и сидел на широком выступе, нависающем над водой, с высоты которого можно было разглядеть в лесу кроны больших деревьев, выглядывающих из тумана. Зима, как всегда, осталась за пределами острова, но холод все же доходил и сюда, в пелене тумана, распадающегося на пряди на подступах к Авалону. Спокойный озерный прибой и неспешное покачивание камышей при малейшем дуновении ветерка создавали в его душе меланхоличное настроение. Не с кем было поговорить, и оставалось лишь бросать в воду камешки и считать круги. Королева с дочерью укрылись далеко отсюда, в подземелье, где их мог найти только маленький народец. Он за ними не пошел. Да и не собирался к ним присоединяться.

Может быть, он останется здесь еще на века, в то время как мир за пеленой тумана погибнет навсегда. Но в конце концов, что он мог поделать? Единственные существа, которых он по-настоящему любил, были здесь, на острове. А все остальное – лишь хаос и сражения, холод, страдания, грусть… Может быть, такова была воля богов, потому что именно таким был создан этот мир – смертный, мимолетный, обреченный на гибель. Мир, сотканный из жизни, любви, красоты, песен, смеха, но также и из уродства, крика, слез и, в конце концов, из смерти. Из смерти, которую не выбирают. Смерти для всех – принцев и мужланов, богатых и нищих, мудрецов и глупцов. Смерти для роющего шахту гнома, смерти для пожирающего падаль мерзкого кобольда, смерти для покрытого листьями дерева, смерти для птицы и ласки, живого ручейка, скалы, о которую бьются волны. Смерть настигнет рано или поздно, будет легкой или мучительной. Вопрос только в том, когда…