– Думитр!
Один из боевиков подбежал к чадящему костру, чтобы затоптать его – и рухнул прямо в пламя, убитый наповал снайперской пулей.
– А-а-а!!!
Боевики, в том числе и сам Марек, бросились за машину, открыли шквальный огонь из автоматов в темноту, во все стороны.
Один из боевиков, разрядив магазин автомата, попытался пробежать три метра до кабины, и на втором шаге – рухнул замертво. Все происходило в полной темноте.
Марек, с пистолетом, поняв, что дело дрянь, – вскочил в кузов, схватил кого-то, потащил – ему нужен был заложник, чтобы прикрыться им, – и в этот момент обожгло лицо, резануло нестерпимой, ослепляющей болью, потекло горячее... потом резануло еще раз и еще. Пацаны бросились на него и погребли под собой в живой, озлобленной куче...
Пацаны...
Почему они пошли на это? Может быть, потому, что не знали, какой кусок торта слаще. Может, потому, что не успели смотаться вовремя и вынуждены были теперь жить в зоне боевых действий. Может, еще почему?
Как бы то ни было – они теперь были здесь. Все вместе.
Как только «Урал» остановился, хохочущие мамалыжникипотащили из кузова первого – стало можно говорить. До этого – только шептаться, и то осторожно.
– Слышь, пацаны, подрываться надо, – сказал тот, кто сидел четвертым... четвертым в очереди на экзекуцию, невысокий, чернявенький, похожий на цыганенка, – кому как, а мне...
– Глохни, – мрачно сказал еще один, угрюмый, прыщавый здоровяк, – если есть что дело – предлагай, а не болтай.
– Пусть один заберется. Мы – все вместе.
– Там человек десять. С «калашами».
– У этого – тоже будет.
– Посекут.
– Слышь, ты, хорош гнать!
– Гонят г...о по трубам, я дело говорю.
– Партизаны...
– Хрен их найдешь, твоих партизан! – огрызнулся еще один пацан. – Надо было жить, как люди живут, и не...
Остаток фразы он не договорил – скорчился от боли, от резкого удара.
– Глохни, огрызок! Так люди не живут, так шавки живут. Я – не шавка подзаборная. Если ты шавка – иди, отсоси этим, может, отпустят.
Еще один пацан что-то делал... натужился, напружился и... показал свободные руки. Румыны пользовались стандартными одноразовыми пластиковыми наручниками, если знать как и иметь кое-какие инструменты – высвободиться было реально.
– Тю...
– Атас, пацаны, идут!
Освободившийся спрятал руки.
Подошли мамалыжники, выхватили из кузова еще одного. Остальные пацаны смотрели на карателей волком – но ничего не сказали. За ними никто не следил – гораздо интереснее принимать участие в экзекуции.
– Ты чо, пионер-герой, что ли?
– Заткнись. Руки давай.
Неизвестно откуда взявшимся обломком одноразового бритвенного лезвия пацан высвободил руки одному. Потом еще одному.
– Тихо.
– А чо...
– Лучше человеком умереть. Со свободными руками.
– А ты кто вообще такой, пацан?
– Конь в пальто. Плавать умеете?
– Ну...
– Э...
– Короче, – пацан зажал бритву между пальцев, – ща, как эти придут, я одного писану и волыну прикинусь схватить. Ты – ему в ноги и держи, отвлеки, понял? Потом тоже беги. Вы – стадом из машины и бежать. Рядом обрыв, они туда будут трупы сбрасывать. Море. Туда и прыгайте.
– А ты?
– Мои проблемы...
Произошло все совсем не так, как должно было получиться. Сначала не приходили... там, на воле забухтели чего-то, завозились, послышались какие-то крики. Потом в кузов вскочил бандит, бородатый, расхристанный, с пистолетом. Он диким взглядом обвел кузов – но сделать больше ничего не успел, пацан со свободными руками, как кошка, бросился ему в лицо, потом ломанулись и другие, навалились, затоптали...
– Слышь, пацаны. А чо снаружи-то?
«Пионер-герой», не отвечая, схватил пистолет, машинально прикинул – «стечкин» или его румынская копия, «Дракула», плохо видно в темноте, судя по весу – заряжен, да и нахрен бандюкам носить незаряженный? Писанул обломком бритвы по тенту, потом еще раз. Прильнул к щелке.
– Э...
– Нишкни.
В кузове все более откровенно воняло горелым... жуткий, знакомый многим запах. После боев в города сгоняли пленных, выгоняли на работы всех людей – собирать трупы. Потом эти трупы сваливали в кузова машин и везли их на окраину. Там – вываливали, обливали бензином и поджигали. В санитарных целях. Каждый раз после такого несколько дней невозможно было дышать, сладковатый, тошнотворный дымок вызывал позывы к рвоте.
Пацан соскользнул на землю, грамотно соскользнул, прижался к откинутому заднему борту «Урала», привыкая глазами к темноте. Потом огляделся, присвистнул.
– Вылазь, братва! Не боись!
Пацаны, многие из которых уже попрощались с жизнью – вылезали, осматривались. «Пионер-герой» уже подобрал у одного из убитых выстрелом в голову автомат, сделал несколько знаков руками в темноту – правой рукой себя за горло, потом большой палец – сигнал «я свой!». Никто не откликнулся, но все экзекуторы, вся банда Марека – была безжалостно перебита. Поняв, что те, кто это сделал, вовсе не жаждут проявлять себя, пацан присел над убитым и начал деловито шмонать его карманы, расстегивать разгрузку, чтобы приспособить на себя.
– А чо это...
– Партизаны...
– Заткнулись! – не оборачиваясь, скомандовал пацан. – Шмонайте трупы, машины. Все собрать, если обувь у кого дерьмовая – поменять. Швыдко!
Команда была понятна, беспризорники этим и жили, кражами, шмоном – растекшись по окрестностям, они собрали несколько автоматов Калашникова, в основном румынских, но были и два русских, пулемет Калашникова, тоже румынский, со складным прикладом и коротким стволом, так называемый «красавчик», девять пистолетов, ножи, боеприпасы, пару десятков гранат, некоторое количество денег и ханки. Кто-то сменил обувь, другие подгоняли на себя разгрузку. Нашли порезанных пацанов, как смогли, перевязали, тем более что бинт тоже нашли. Дали хлебнуть сивухи – для обезболивания. Для одного – сделали самодельные носилки, вырезав кусок тента. Трупешники мамалыжников – поскидывали в море, туда, куда сами мамалыжники собирались скинуть трупы пацанов.
– Строиться!
– А чо...
– Кто не в строю – все, что здесь взяли, на землю положили и мотайте отсюда, пока целы!
Пацаны помялись – но из строя никто не вышел.
– Значит, так. Уходим в горы. Идем тихо, кто гавкнет – лично язык отрежу. Кто оружие бросит – потом за ним вернется, я не шучу. Двигаемся!
Утром на место экзекуции прибыли румынские каратели. В горы они не пошли – в конце концов, это были не их солдаты, это были всего лишь убитые мамалыжники, бандиты, за них никто и никогда не спросит, и идти по следу в горы – себе дороже. Они ждали, что за ними пойдут вертолеты-охотники, которые могли летать ночью и стрелять, если даже ты спрятался в лесу, – но вертолетов почему-то не было, погода летная, а вертолетов нет. К середине следующего дня группа пацанов дошла до одной из партизанских явок...
Крым, реальность
USNS Altair T-AKR 291
Navy forward operational base «Omega»
– Сэр, Странник проявил активность. Он выдвигается к побережью.
Подполковник потер рукой небритый подбородок. Глаза слезились – злоупотребление спецпрепаратами, не дающими уснуть, – давало о себе знать, звуки были слышны как через ватную подушку.
– Что там у нас на побережье? Кто-то анализировал сводку активности?
– Так точно, сэр. У румын перебили целую группу... верней, не совсем у румын, это были сотрудничающие лица.
Понятно, бандиты...
– Что именно там произошло?
– Непонятно, сэр. Но румыны запрашивают авиационную поддержку со «Сталкеров», в район вышла поисковая группа.
– Они не накроют самого Странника?
– Сэр, он идет как раз в район их барражирования. Подать срочный вызов?
Подполковник немного подумал.
– Нет. Не стоит. Так мы раскроем себя. Отзовите оттуда вертолеты.
– Но румыны...
– Мне нет дела до этих ублюдков, понятно? Наша операция важнее! Пусть идут в горы и ищут кого нужно сами!