У Темноты есть своя элита, и она нередко не имеет ничего общего с элитой человеческой. Какой-нибудь деревенский колдун, живущий в глуши, может быть гораздо сильнее лощеного столичного колдунишки с отличной родословной. Загвоздка лишь в том, что такие пафосные клоуны не всегда сами знают свое место. Вечно им приходится его напоминать.
— Вы забываете, мессир Павловский, — сухарь окинул меня едким взглядом, — вы не ваш отец.
А затем наклонился к моему уху и тише добавил:
— Не умничай. Мальчик…
Я даже невольно усмехнулся.
— Так и ты не мой отец, и ничего не помешает мне сбросить тебя с этой крыши. Клоун…
Он резко дернулся, чернота заиграла на кончиках худых пальцев. Что, прямо здесь у всех на виду? Ладно, хочешь позориться публично — вперед. На миг я словно напоролся на невидимый барьер, который охранял душу внутри этого сухонького тельца — а потом одним мощным ударом Темноты вынес его напрочь, как срывают ветхую дверь с петель, и привычно потянул силы. Чернота на пальцах, которую этот Кликун так и не успел применить, развеялась в воздухе, как облачко дыма. В общем, гонора тут оказалось намного больше, чем умений и опыта — на кое-какой барьер он был способен, но именно что на кое-какой.
Глазки, недавно излучавшие высокомерие, сейчас предобморочно закатились. Длинные тощие ноги подкосились, сухая рожа побледнела, а крючковатый подбородок перестал задираться и опустился вниз. Чувствуя, что до финала осталось трудов секунд на десять, я передал качающуюся на ветру тушку в руки застывшего рядом официанта.
— Верните это тело на место, а то оно устало.
Официант торопливо усадил уважаемого колдуна на стул в парочке рядов от нас, и, как паралитик, тот застыл на месте. Лишь глазные яблоки вращались туда-сюда, пока их хозяин усиленно делал вид, что все так и было задумано. Если у них вся Клика такая, то я вполне понимаю, почему отец не пользовался их приглашениями и заработал почетный статус главного столичного отморозка так быстро. Может, в своих фантазиях эти господа и стоят наверху лестницы, вот только сама лестница на дне.
«В общем, — подытожил рядом Глеб, заталкивая смартфон в карман, — я отписался отцу, что мы ведем себя как обычно хорошо.»
Официант расторопно вернулся с новым бокалом для Вяземского — абсолютно, кристально чистым, аж сияющим в первых закатных лучах — без единого темного пятнышка, видимого или невидимого. Глеб уже смел половину закусок, а торжественное открытие фонтана все не начиналось. Зато группка респектабельного вида мужчин с одинаковым перстнями с золотыми гербами империи, означавшими прямую принадлежность их владельцев ко двору, о чем-то активно шепталась в сторонке и многозначительно косилась на меня. А затем от этой дружной кучки отделился один — самый молодой, которого, видимо, не жалко — и направился ко мне. И кому еще сегодня хочется неподвижно отдохнуть на крыше? Или может, как бокал, угодно разбиться об пол?
— Мессир Павловский, добро пожаловать на мероприятие, — сухо, но приветливо возвестил посланец, остановившись рядом. — Мы надеемся, что вам не нужно объяснять правила вашего поведения здесь. Нам не нужны проблемы, — добавил он, выразительно, но при этом с полным безразличием указывая глазами на застывшее тело в паре рядов отсюда.
— Если ничего не нарушит интересы моей компании, — столь же любезно отозвался я, указывая на двух своих полудурков, — то никаких проблем не будет.
— Интересы вашей компании ничего не потревожит, — заверил меня подошедший. — Всего доброго, господа. Хорошего вечера, — и вернулся обратно к группке мужчин, выдохнувших с заметным облегчением.
Похоже, Павловский — это уже не просто фамилия, а бренд, обещающий всем желающим кучу проблем.
Наконец с площади донеслась музыка, и торжественная церемония началась. Камеры приглашенных журналистов навелись на Ее Величество, и императрица обратилась к толпящемуся по ту сторону ограждений народу с речью. Особо не вслушиваясь, Алекс уставился на стайку ее дочерей внизу. Глеб вперил взор туда же, мысленно делая ставки, какая из них продырявлена. Принцесс вообще было пять: Елизавета, чей фонтан сегодня открывался, Екатерина, Елена, Евгения — и какие оригиналы родители — Есения. Тут присутствовали только три старшие, что значительно сужало выбор. Хотя мне, если честно, принцессы были не слишком интересны — все они не только на одну букву, но и на одно лицо — в общем-то миленькое, но не самое красивое. Максимум пятерка из десяти, а это не мой уровень. Так что, отвлекшись от них, я оглядел толпу, набившуюся внизу у ограждений, занявшую и тротуары, и перегороженную дорогу. Обычные жители столицы, пришедшие посмотреть на власть вблизи, с нашей высоты казались крохотными толкающимися фигурками.
Взгляд пробежался по толпе, легко выцепляя среди зевак то гвардейцев, то Императорских колдунов в белоснежных кителях с широкой золотой окантовкой. Отец всегда сравнивал последних с неоперившимися цыплятами — он так и называл их цыплятами. И сейчас их внизу было столько, будто сюда завезли целую птицеферму.
— А зачем их так много? — Глеб озвучил назревший вопрос. — Разве гвардейцев не хватило бы?
— Да там что-то творится в трущобах, — Алекс на миг оторвался от созерцания принцесс. — Вот на всякий случай и навезли их сюда.
Ну трущобы — это местечко, где постоянно что-то творится. Уже не одно столетие из года в год там поселяются люди, которые не нашли себе места в столице и на которых ей в общем-то плевать. Так что цыплята тут явно не для защиты трущоб — скорее, для защиты от них, чтобы их обитатели ничем, даже тенью, не замарали Ее Величество.
Наконец императрица закончила речь, и подданные отозвались громкими аплодисментами. Следом принцесса Елизавета, чье светлое платье казалось алым в лучах заката, взяла огромные ножницы, собираясь перерезать натянутую у фонтана атласную ленту. Над площадью повисла тишина — слышно было лишь журчание воды.
— А он что тут делает⁈ — вдруг пошел возмущенный шепот за спиной. — Как он посмел сюда заявиться?..
Однако сейчас все это почетное внимание оказалось направлено не на меня — даже неплохо для разнообразия. Вся крыша дружно уставилась на человека внизу в черном кожаном плаще, который подошел к ограждению, и теснившаяся до этого толпа расступилась. Зато все цыплята, бывшие поблизости, моментально заспешили к нему. А затем он стремительно вскинул руку, и воздух вокруг него затянулся густым черным туманом.
В тот же миг раздался скулящий скрежет ограждений, и несколько людей с плакатами выскочили на площадь, прорвав растерявшийся кордон, размахивая самодельными плакатами и скандируя то, что на них было написано:
— В трущобах льется кровь, а не вода!
— Остановите кровь в трущобах!
— Убейте зверя!..
Выкрики становились все громче, разносясь над площадью, заглушая бодро журчащий фонтан и словно заставляя всех присмиреть.
— Ну да, точно, — пробормотал Алекс, рассматривая суматоху внизу, — говорят, в трущобах объявилась какая-то нечисть, и ее еще не поймали. Поэтому и колдунов сегодня так много…
«Вот лучше бы все эти колдуны этим и занимались,» — заметил рядом Глеб.
Нет, это не их работа. Если зверь, упомянутый на плакате, реально зверь, то есть какая-нибудь оборзевшая аномалия или еще хуже веном, то этим будет заниматься Синод. А если речь идет о человеке, то к делу привлекут Синьорию, и это станет задачей Ночных охотников. В любом случае без внимания сей перфоманс не останется.
Всего минута — и гвардейцы схватили и утащили внезапных митингующих вместе с их плакатами прочь. Черную дымку рассеяли колдуны, целостность ограждений восстановили работники. Ее Величество, чуть не брякнувшаяся в обморок, пришла в себя, а принцесса как ни в чем не бывало дорезала ленточку. Человек же в кожаном плаще исчез, и там, где он стоял, сейчас снова толкалась толпа зевак. Лишь недавние крики будто до сих пор витали в воздухе, смешиваясь с бьющими струями воды, которые казались кроваво-красными в последних лучах заката.