- Котлы! Они не успели погасить котлы, и туда хлынула вода, - как сквозь вату, слышит Галка голос Вильмы. - Чистая работа! Но ты посмотри, какое нахальство - прорваться днем через заграждения в укрепленный порт и торпедировать это корыто на виду у всех. А говорили, что у русских не осталось ни одной субмарины!
- Думаешь - это подводная лодка?! - взволнованно спрашивает Галка.
- Конечно. Классический торпедный удар! Смотри, смотри! Начинается второе действие. Противолодочные катера пошли на охоту. Сейчас будут сбрасывать глубинные бомбы. Интересно, накроют или нет? Хочешь пари? Ставлю десять против одного за то. что немцы не выпустят лодку!
Галка готова убить Вильму, но быстро разворачивающиеся события заставляют ее на какое-то время забыть об итальянке. Три немецких сторожевых корабля, словно сорвавшись с привязи, выскакивают откуда-то из-за пирса. Зарываясь форштевнями в воду, они на ходу строятся для атаки. С высоты Приморского бульвара сторожевики кажутся игрушечными, но Галка понимает, как опасны для подводников противолодочные корабли, атакующие на сравнительно небольшой, стиснутой молами акватории порта. Мартинелли от возбуждения пританцовывает на месте. Она, видимо, отлично разбирается в происходящем и с каким-то лихорадочным азартом следит за разрывами глубинных бомб.
- Мимо… Мимо… Мимо… - говорит она после каждого взрыва.
Несмотря на растущую неприязнь к взбалмошной итальянке, для которой все происходящее сейчас в порту всего лишь забавное зрелище, Галка не может удержаться от вопроса:
- Как ты определяешь, что бомбы рвутся впустую?
- Долго объяснять, - отмахивается Вильма. - Верь мне на слово. Уж в этом деле я кое-что смыслю.
Между тем немецкие корабли, достигнув Южного мола, резко сбавляют ход, кружатся на одном месте, потом неуверенно поворачивают назад. Вильма смеется.
- Растерялись фрицы: лодку не могут нащупать. Сейчас опять пойдут в атаку. Но боюсь, что я проиграла пари. Русские подводники, кажется, уже натянули им нос.
К девушкам подходит немецкий патруль.
- Предъявите документы.
Вильма небрежно протягивает офицеру свое удостоверение. Подает паспорт и Галка. Проверив документы, офицер строго говорит:
- В городе объявлена тревога. Фрейлейн обер-лейтенант должна поспешить в свою часть. А вы, - обращается он к Галке, - отправляйтесь домой. Здесь не театр.
Дома Галка запирается в своей комнате и, убедившись, что ставни на окнах притворены, бросается на кровать. Она переворачивается через голову, делает стойку, подпрыгивает на пружинной сетке, молотит кулаками подушку. «Получили! Получили! Получили, гады!» - вполголоса, чтобы не услышала бабушка, приговаривает она.
В этот вечер Галка долго не может заснуть. В керосиновой лампе прикручен фитиль, и слабый, вздрагивающий огонек тщетно борется с темнотой - электростанция дает ток только в дома, где живут немцы. За дверью в столовой монотонно тикают стенные часы. Их стрекочущий звук лишь подчеркивает гнетущую тишину. Изредка где-то на улице приглушенно хлопает выстрел. И снова тишина…
Сколько таких молчаливых, томительно долгих вечеров провела в этой комнате Галка Ортынская с тех пор, как впервые услышала на улице брошенные ей вслед хлесткие, до боли обидные слова: «Продажная девка».
Соседи, за исключением Крахмалюка, не здороваются с ней. Даже бабушка перестала делиться уличными новостями. А однажды, войдя к себе в комнату, Галка увидела, что портрет отца исчез со стены. На ее вопрос Валерия Александровна сердито буркнула: «Не знаю». Но Галка поняла, что бабушка забрала портрет.