- Этот меч я подобрал с трупа. Чернорясника. Днём вытащил точно такие же из реки, - Мирон грязно выругался и ударил кулаком по стойке. - Этот говнюк нас предал! Заранее снабжал их оружием!
- Успокойся, - сказал Гвидо. - Это ещё ничего не доказывает. В городе было достаточно таких мечей. В графской оружейне точно бы нашлись.
- Разве? Тогда почему он так долго скрывал, где можно достать оружие?
- Может, не хотел подвергать нас риску? - развёл руками аптекарь.
- Ты сам в это веришь? - горько усмехнулся Мирон. - Ты же всегда с ним враждовал, почему теперь защищаешь?
- Я не хочу его смерти. Враг моего врага - мой друг. Он искренне ненавидит сектантов, это заметно. Да и служить им он не вызывался.
- А я думаю, что он служит только золоту, - злоба заставляла голос Мирона дрожать. - Видел, как у него глаза горели, когда он про караван рассказывал?
- Все мы чему-то служим, - вздохнул Бергтер. - Я предлагаю поговорить с ним. Мы всё поймём по его виду.
Сегодня Максимиллиан заночевал в "Весёлой пинте", чтобы сразу узнать о результатах ограбления. Любопытство сжирало его, и толстяк мерил шагами маленькую комнатку на втором этаже. Солнце уже давно село, и караван ушёл, но известий так и не было.
Раздался настойчивый стук в дверь. Купец посмотрел в щель, но ничего не смог разобрать, и открыл задвижку. В комнату по-хозяйски ввалились Гвидо и Мирон.
- Ну, что, как всё прошло? - толстяк сгорал от нетерпения.
Бергтер о чём-то прошептал своему спутнику, но тот отмахнулся, как от назойливой мухи.
- Рассказывай, - приказал Мирон.
- О чём? - удивился купец.
- Всё рассказывай, с самого начала, - сказал Мирон, играя желваками.
- Что рассказывать? - не понимал Максимиллиан.
- Как ты нас предал, гнида! - заорал мужчина и попытался ударить купца, но аптекарь крепко взял его за локоть.
- Но я... Никогда... - лепетал толстяк.
- Нападение провалилось, все погибли. Пантей погиб, Мирон чудом спасся, - объяснил аптекарь.
Максимиллиан в ужасе бухнулся на кровать.
- К-как... - прошептал он.
- На засаду нарвались, - прорычал Мирон. - Все мертвы, ты понимаешь?
- Но я не знал, клянусь!
- Тогда может объяснишь, почему у них было точно такое же оружие? Абсолютно одинаковое, в твоей ладье и у них, - Мирон скрипел зубами от гнева.
Торговец устало прикрыл глаза, проклиная тот день, когда польстился на выгодное предложение контрабандистов.
- Да, я продавал им оружие, - выдохнул он. - Но я клянусь, я не знал, кто они и зачем им это оружие!
Мирон сплюнул на пол в знак презрения. Аптекарь потемнел от злости, разом истратив весь запас доверия к Максимиллиану.
- Если по-хорошему, то тебя следует убить, - прорычал Мирон. - Но Бергтер очень просил оставить тебя в живых, и я оставлю. Чтобы ты, ублюдок, мучился осознанием того, что сделал.
- Можешь нас больше не искать, - процедил Гвидо, источая презрение. - Я скажу Фриде, чтобы не говорила новое место встреч. Хотя я не думаю, что она захочет с тобой общаться.
Толстяк только хлопал глазами, не в силах что-то сказать в своё оправдание. Он молча смотрел, как уходят бывшие соратники. Хлопнула дверь, и смятение Максимиллиана сменилось ощущением полного бессилия и отчаяния. Сегодня он лишился последних шансов отомстить.
Он встал и дрожащими руками открыл ставни. В комнату ворвался морозный ночной воздух, заставляя торговца дрожать ещё сильнее. Его озарила безумная идея, как можно вернуть доверие повстанцев. Сегодня ночью он убьёт Пастыря.
Ночь встретила его тёмными объятиями. Максимиллиан шёл, не разбирая дороги, при виде прохожих нервно хватаясь за кинжал. От страха тряслись колени, но толстяк упрямо шёл к своей цели. Замок возвышался над городом чёрной громадой, и торговец видел, как горит свет в одной из башен. Именно там всё решится.
Дозорные у ворот даже не окликнули его, посчитав, что это один из ночных патрульных возвращается в казарму. Максимиллиан натянул капюшон, сгорбился и спрятал кинжал в рукаве. Он прошёл мимо казармы, и проскользнул в донжон. Мрачные коридоры нависали над ним, внушая ещё больший страх. Предки графа грозно смотрели со стен. Чернорясники не стали сжигать портреты, посчитав их произведениями искусства. В ряду портретов недоставало только последнего.
Максимиллиан поднялся по винтовой лестнице, прошёл ещё по одному коридору и остановился возле двери. В комнате Пастыря слышались приглушённые голоса. Толстяк встал в дальнем конце коридора, до боли в пальцах сжимая рукоять кинжала.
Минуты ожидания тянулись, словно густая смола. Громкие чеканные шаги прогрохотали по направлению к лестнице, и всё затихло. Толстяк постарался как можно тише прокрасться обратно к двери. Прямо перед его лицом дверь открылась.
- Максимиллиан? - раздался голос Пастыря.
Толстяк стоял, дрожа перед лицом своего врага.
- Не бойся, заходи, - улыбнулся старик. - Не надо робеть перед лицом своей судьбы, брат.
Купец покорно вошёл в полумрак комнаты. Колени предательски тряслись.
- О чём ты хочешь рассказать, брат мой? - проскрипел голос позади.
- Повстанцы... - просипел толстяк.
- Что?
- Смерть захватчикам! - завопил Максимиллиан, беспорядочно нанося удары кинжалом.
Пастырь, несмотря на видимую старость, проворно увернулся от каждого взмаха клинка.
- Ты выбрал дорогу к тьме, - вздохнул старик. - Но свет даёт мне силу направить тебя на путь истины!
Толстяк всё ещё пытался заколоть противника, прижимая его к стене, но тот легко уходил от ударов.
- Вернись к свету, умоляю тебя, - сказал Пастырь. - Твои прежние желания снова завладели тобой. Отрекись от них, без сожалений, и ты вернёшься.
- Скорее, я без сожалений убью тебя! - заорал Максимиллиан.
В коридоре послышался грохот.
- Мне очень жаль, - вздохнул старик.
Комната быстро заполнилась людьми, и чернорясники выбили из рук толстяка кинжал. Несколько дубинок одновременно опустились на его плечи и голову. Торговец упал, закрываясь от ударов, но его продолжили бить до тех пор, пока Пастырь знаком не потребовал прекратить экзекуцию.
- Меня многие пытались убить, - проскрипел он. - Как видишь, безуспешно. Все теперь мертвы, но немногим я давал ещё один шанс. Отрекись от прошлого, и тогда я прощу тебя и назову своим братом.
Максимиллиан выплюнул сломанный зуб. Тело болело так, словно по нему пробежал табун лошадей. Кажется, ему сломали несколько рёбер. Окровавленные пальцы перед лицом неестественно вывернулись.
- Будь ты проклят... - прохрипел он.
Старик взмахнул рукой, и дубинки снова обрушились на несчастного толстяка. Тот неуклюже закрывался и сыпал проклятиями, завывая, словно раненый зверь.
- Может, теперь ты готов? - сказал Пастырь, и чернорясники закончили избиение.
Торговец вздрагивал, ожидая следующих ударов, и хрипел, не в силах сказать и слова.
- Тащите его вниз. Там он точно передумает, - проскрипел старик.
Сектанты, не говоря ни слова, вчетвером подняли тучного купца, и вынесли из комнатки, словно уже тысячу раз проделывали это.
Максимиллиан проснулся от прикосновения. По лицу бежало что-то мохнатое, острыми коготками царапая кожу, но торговец не мог даже пошевелиться. Он глухо застонал, и ощущение с возмущённым писком пропало.
- О, проснулся, что ли? - раздался голос неподалёку. - Здорово они тебя отделали. Жить будешь, а вот встать ещё долго не сможешь.
В ответ купец мог только застонать. От слабости тошнило, а голова казалась набитой ватой. Даже неизвестный голос слышался так, словно Макс находился под водой. Ощущения подсказывали ему, что он лежал в луже собственной мочи, не в силах даже перевернуться. Изломанное тело требовало прекратить мучения.
- Ну, в первый раз всегда так, - вздохнул голос. - Тебя за что?
Торговец не ответил, снова проваливаясь в глубокий целительный сон.
В новом штабе восстания грянул гром.
Фрида носилась по комнате словно разъярённая львица, поливая соратников отборной бранью.