Волину сделалось противно, как от затянувшегося дурацкого розыгрыша, и он перестал сопротивляться, зная почти наверняка, что случится далее.
И точно. Лобанов, переварив наконец увиденное, разъяренно взревел и выстрелил в потолок, который немедленно обвалился. Стены покачнулись, по ним паутиной разбежались глубокие трещины. Мультяшных вампиров разметало в разные стороны.
Волин побежал, скорее по привычке, чем от необходимости…
Сергей сразу узнал того, кто заступил им дорогу, появившись из-за ближайшего поворота. Этому не помешала даже тень, прилипшая к лицу рослой фигуры. Плечистый спецназовец был по-прежнему подтянут, и только его руки… Скользнув по ним взглядом, Лобанов быстро отвел глаза.
— Пропусти, капитан, — негромко попросил он. — Даже если ты теперь один из них, все равно пропусти.
Офицер одним движением преодолел разделявшее их пространство. На лицо «коммандо» упал свет. Волин ахнул и отступил, но Сергей остался на месте, лишь спина его напряглась, вздыбив под свитером крутые лопатки.
Тот, кого они привыкли называть спецназовцем, выкинул узловатую когтистую лапу, обхватил ею стволы ружья, потянул к себе и прижал дула к груди. Лобанов едва разобрал слова, родившиеся будто из скрежета трущихся жерновов: — Сделай… это… для меня.
— Ты что? — Сергей рванул приклад двустволки. Но лапа держала цепко.
— Сде-елай…
— Эх, капитан, капитан! — Лобанов взглянул прямо в застывшие перед ним оловянные бельма. — Как же тебя угораздило…
— Сделай… прошу-у…
— А, черт! — сказал Сергей и свободной рукой утер пот со лба. — Прости…
Лапа нетерпеливо дернула стволы, и он сам не понял, случайно или намеренно спустил курок…
Когда клубы дыма и пыли остались позади, Лобанов сжал плечо Алексея.
— Теперь в центр. Помоги мне.
27
Но ничья помощь ему, похоже, не требовалась. За первой же дверью обнаружился зал, заставленный конторской мебелью. Сергей пересек его быстрым шагом, приблизился к стене и откинул потайную планку наборного замка.
— Ты же не знаешь кода! — Волин осекся.
— Шесть. — Сергей ткнул пальцем в кнопку на табло. — Спасибо Александру Иннокентьевичу. Не зря он, выходит… А я тогда еще: болтун — находка для шпиона… Девять… Эх, дядя Саша!
Потайная дверь с шипением уползла в стену. В «вычислительном центре» теперь было светло, но больше ничего не изменилось. Бесконечными рядами тянулись слепые и мерцающие экраны, перемигивались разноцветные огоньки, в наэлектризованном воздухе стоял приглушенный гул.
— Мы в яйце, — Лобанов приблизился к одному из дисплеев.
— В каком яйце? — не понял Алексей.
— Которое в утке. И в котором игла.
— Ты тоже собираешься поиграть в «Дом ужаса»? — угрюмо спросил Волин. — Вместо того, чтобы меня послушать. Офицер уже доигрался.
— Я играть не стану. — Лобанов оглянулся. — Но и тебя слушать смысла нет. А капитана жалко. Ошибся мужик. С Юрием долбаным Ивановичем карты лучше не сдавать. Для него никаких правил не существует.
— Для чего же мы сюда приперлись?
— Хочу сломать кощееву иглу.
От удара прикладом экран дисплея гулко лопнул, рассыпав искры и осколки. Второй удар пришелся по компьютерному блоку. Пластмассовый ящик с треском подпрыгнул и, обрывая провода, обрушился на пол. Клавиатуру Лобанов раздробил прямо на столе.
Лампы под потолком налились багровым светом. Машинный гул возрос, повышаясь в тоне. Огоньки на панелях тревожно перемигнулись.
Повернувшись, Сергей в три взмаха сокрушил обширный пульт и контрольную панель над ним.
Взревели трансформаторы, в разных концах зала с шипением взвились фонтаны искр, от стены к стене проскочила небольшая трескучая молния. Где-то поблизости заголосила сирена.
— Что ты делаешь? Псих! — крикнул Волин. — Они нас за это живьем сожрут!
Лобанов разнес вдребезги модем. С потолка, вздымая известковую пыль, ухнул внушительный пласт штукатурки, смял пару компьютерных подставок. По ближайшей стене разбежалась паутина трещин.
— Не сожрут. Так ты главного и не уразумел. Ну, побегаем мы. Знаешь, чем все кончится? Ты за стол сядешь, а я к Юрию Ивановичу в подручные пойду. В серые. В упыри. Как капитан. Эта толстая рожа меня нарочно провоцировала на мордобой и стрельбу, чтоб заиграл я, как ему надо.
— Насилием его, видите ли, искушали?! — Волин не знал, что предпринять. — А чем ты, интересно, сейчас занимаешься? Конан-разрушитель. — И вдруг выпалил зло: — Забыл, как бабу с половником угробил?
Лобанов задержал в воздухе занесенный приклад.
— Ты не путай. Вот именно что бабу… С диким медведем соревнований по борьбе не устраивают. Медведя, уж если бить, так в сердце, жаканом.
Очередная панель разлетелась с лязгом, под треск электрических разрядов. Теперь молния ударила с потолка. Экраны полыхнули оранжевым пламенем, огоньки заметались по стенам роями ополоумевших светляков, а сирена взвыла с истошным заполохом. — …Что же это такое, господа? Это ведь вообще вне всяких рамок! — Знакомый негромкий голос, казалось, разом перекрыл треск, гул и завывания. Лобанов и Волин обернулись одновременно.
Юрий Иванович, пылая праведным гневом, стоял у неслышно распахнувшейся двери.
Фонтаны искр иссякли. Сирена мяукнула и смолкла. Толстячок, возмущенно взмахнув руками, приблизился.
— Немедленно прекратите!
— Стой, где стоишь, — приказал Лобанов. — А то шарахну по твоим машинкам из обоих стволов. — И взял ружье наизготовку.
Коротышка замер в нерешительности. Он как будто утратил былую уверенную вальяжность, и от этого сердце Волина наполнилось надеждой. (Может, все-таки не ошибся Серега? Хоть и болван.) — Послушайте! То, что вы делаете, не имеет смысла. — Толстячок обращался к Лобанову, будто не замечая Алексея.
— Совсем? — Сергей уперся прикладом в сканер и столкнул его с подставки.
Целый ряд экранов, прочастив очередью хлопков, рассыпался, в воздухе расплылось облако белесого дыма. Теперь уже все стены были исполосованы широкими трещинами, сквозь которые в помещение начал просачиваться невесть откуда черный, смрадный дым.
Коротышка подпрыгнул.
— Стойте!
Приклад нацелился в очередной монитор.
— Можете вы мне позволить два слова? — устало попросил Юрий Иванович, делаясь в эту минуту похожим на замученного нудной работой бухгалтера. — Чего вы хотите достичь? Согласен, вы не такой, как остальные. Воинствующий нонконформист с воспаленным чувством справедливости и синдромом вины. Но вы же вечно все делаете не так. Разве я не прав? Ваши порывы эффектны, но бесплодны и, по большому счету, деструктивны.
— Кончайте демагогию, — встрял Алексей, но толстячок даже не повернул к нему головы.
— То, что сейчас вокруг вас, вы правы — всего лишь форма, род игры. Она вам кажется то пугающей, то нелепой. А в жизни разве не так? Не ваш ли друг твердит, что «сюр» бледнеет перед бытом? Но суть в другом. Постреляли вы, распугали игрушечную нечисть. Но вы ведь не представляете, ЧТО вообще нужно делать? Это, кстати, ваша отличительная черта.
— Все-то вы знаете, — процедил Сергей, — везде побывали. Досье на меня вели?
Юрий Иванович отмахнулся:
— Не валяйте дурака. Известно вам, с кем говорите и откуда сведения. Ну разнесете вы здесь все вдребезги. На это вас хватит. Но неужели вы полагаете, что от этого что-то изменится? Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем… А затем вы получите пустыню, ничто, на котором ничего нельзя ни построить, ни вырастить. Вы ведь уже пробовали. Неужели на собственном опыте не убедились? Да если бы только вы! К сожалению, это — всеобщее заблуждение и пренебрежение объективным законом. Разрушение и саморазрушение не имеют четкой границы.