В кадре был Дом Советов, о котором Роберт сегодня вспоминал в школе. Диктор, однако, нёс какую-то ахинею: «Ясно одно — тогда, в девяносто третьем, история нашей страны застыла в неустойчивом равновесии. Если бы сторонники Ельцина проявили больше решимости, всё могло бы пойти совсем по-другому. Танки Таманской дивизии, как известно, выдвинулись на Калининский мост. Они готовы были стрелять, но приказ так и не был отдан…»
Камера показала многоэтажное здание с разных ракурсов. Толпы вооружённых людей на прилегающих улицах, бронетехника, рёв толпы. Но фасад парламента белеет по-прежнему, никаких следов пожара и копоти. И депутатов не выводят на улицу…
Диктор говорил: «Верховный Совет продолжил работу. Вскоре его защитники сумели взять под контроль останкинский телецентр. Борис Ельцин был отстранён, и новым президентом стал Александр Руцкой…»
Опять архивные кадры — инаугурация в Кремлёвском дворце, Руцкой принимает присягу, положив ладонь на текст конституции. Аплодисменты, гимн…
Не постановка и не монтаж.
Роберт чувствовал это интуитивно.
Он словно заглянул в другую реальность. Приоткрыл запретную дверь и увидел то, чего никогда не существовало. Это было дико и жутко, сознание пыталось протестовать, но он буквально прирос к экрану.
Боялся даже пошевелиться.
Сеанс, однако, оказался совсем коротким.
Изображение дёрнулось, расплылось. Голос диктора утонул в надсадном хрипе помех — а сквозь хрип этот, в свою очередь, прорвался знакомый вой.
Вьюга-история заметала следы.
Роберт, судорожно вздохнув, откинулся на спинку дивана. Сцапал бутылку, хлебнул ещё минералки. Стало легче. Спустя минуту он мог уже нормально соображать.
Спросил себя — а может, всё-таки бред?
Мысль была соблазнительная, но он отбросил её. С чего бы вдруг ему бредить? Наркотики не глотал, а пил только воду.
Значит, следует рассуждать логически.
Ведь даже фантастика без логики не работает.
Во-первых, надо всё время помнить, что Усть-Кумск — в аномальной зоне. Это не выдумка, а объективный факт, уже неоднократно проверенный на собственном опыте. Так почему бы не допустить, что аномалия принимает и вот такие формы?
Во-вторых, передача, которую он сейчас поймал по ТВ, была привязана к совершенно конкретной теме. К той, которую он затрагивал на уроке. Конфронтация в октябре девяносто третьего и её последствия. Более того — в школе он сам сказал, что есть две основные версии тех событий. Два взгляда в прошлое, которые противоречат друг другу…
Ладно, и какой вывод?
Телевизор уловил его мысли и превратил в картинку?
Гипотеза, мягко говоря, смелая.
Если её принять, хотя бы чисто ради прикола, то надо сделать и следующий логический шаг. Вчерашняя передача, которая ему показалась фэнтези-сериалом, тоже должна иметь под собой основу. Иначе говоря, «сериал» — это тоже чья-то фантазия, которую воплотил телевизор.
Впрочем, почему «чья-то»? Автор известен — Антон, одноклассник Тани. Он сочиняет сказку с таким сюжетом, а вчера как раз ошивался тут, под балконом.
Мда.
Как-то уж слишком логично всё получается.
То есть он, Роберт, взял и за две минуты всё разгадал. Телевизор-мыслеприёмник — элементарно, Ватсон. Можно ложиться спать с чувством выполненного долга…
Живот заурчал, напомнив, что ужина ещё не было. Роберт поднялся, прошёл на кухню. Наполнил кастрюлю водой из крана, поставил на плиту, зажёг газ.
Мысли продолжали крутиться.
Нет, если без шуток, то в этой гипотезе с телевизором, который ловит фантазии, что-то есть. Крупица логики, искра смысла. Её можно использовать как точку отсчёта, но истинная картина — наверняка гораздо сложнее. А заодно — страшнее, если интуиция не подводит. И разговоры о ведьмах на этом фоне уже не кажутся такими забавными…
В комнате зазвонил телефон.
— Алло.
— Здравствуйте, могу я побеседовать с Робертом Александровичем?
— Слушаю вас.
— Прошу извинить за поздний звонок. Я пытался связаться с вами сегодня днём, но, к сожалению, не застал…
Собеседник, судя по голосу, был немолод. Говорил он тихо и медленно, делал паузы между фразами, словно сомневался, стоит ли продолжать. Роберт подбодрил:
— Так что вы хотели?
— Ваш номер мне дала Ксения Тихоновна, директор школы. Я сказал ей, что хочу с вами обсудить кое-какие аспекты преподавания. Я действительно ваш коллега, моя фамилия Коновалов…
«Это который Конь?», — чуть не ляпнул Роберт, но удержался. Собеседник между тем продолжал: