Однако, миновав частный сектор и подойдя к лесополосе, он остановился в недоумении. Сверился с картой, поскрёб в затылке. Подумал — либо он чего-то не понимает, либо у картографов руки растут из прямой кишки.
Вот на рисунке лесополоса, вот асфальтовая дорога, на которой Роберт сейчас стоит. А вот грунтовка, отходящая от асфальта и ведущая к искомому хутору. Всё наглядно и ясно, не перепутаешь.
Но в реальности грунтовка отсутствовала.
Хутора тоже не было видно, хотя, если верить карте, до него оставалось не более двухсот метров.
Ветер налетел, попытался вырвать карту из рук. Роберт свернул её кое-как, сунул в карман штанов. Ещё раз растерянно огляделся — рядом не обнаружилось никого, чтобы спросить совета. Даже машин на дороге не было.
Сгоряча он хотел пойти через поле, в направлении несуществующих домиков, но одёрнул себя. Искать хутор на ощупь — это уже попахивало откровенным идиотизмом.
Роберт побрёл обратно в сторону города.
Чувство растерянности не исчезало — наоборот, становилось сильнее с каждой минутой. Если события, происходившие до сих пор, ещё укладывались в некую схему, пусть даже фантастическую, то пропавший хутор не лез уже совершенно ни в какие ворота. Градус неадеквата начал откровенно зашкаливать.
Для очистки совести Роберт, придя домой, позвонил соседке Ирине. Та, сняв трубку, спросила не без злорадства:
— Что, историк, скучаешь? Ищешь компанию? А ведь я вчера говорила — веселухи тут нет, так что привыкай.
Роберт мог бы ответить шутливым комплиментом в том духе, что она его охмурила по самое «не балуйся» и он не в силах её забыть, но настроение было неподходящее. Он сразу перешёл к делу:
— Слушай, я тут слегка запутался. Хочу уточнить. Ты рассказывала, что твоя подружка живёт в районе санатория, на отшибе. Но я сегодня проверил — там нет никаких домов, только поле…
— Погоди, — сказала она, — ты про Варьку, что ли?
— Ну да. А что?
— Ничего. Не ожидала просто, что ты сразу к ней побежишь. Нет, я понимаю — у вас общие интересы, общие темы…
— Ира, ну что за глупости? При чём тут «общие темы»? Я вообще не столько её искал, сколько этот хутор. Можешь мне спокойно ответить, где он находится?
Получилось несколько резковато. Роберт, сообразив это, хотел пойти на попятный и сбавить тон, но не успел. Ирина сказала:
— А с какой радости я должна перед тобой отчитываться? Надо тебе — ищи её сам. У меня своих дел хватает.
И, не дожидаясь ответа, бросила трубку.
Роберт матюкнулся вполголоса, досадуя на себя.
Подумал с мрачным юмором — у соседок-сестёр одинаковые проблемы. Их в эти дни обижают представители десятого класса: младшую — одноклассник, старшую — педагог. Для симметрии, так сказать.
Прошёл на кухню, машинально заглянул в холодильник. Взгляд упал на три пивные бутылки, купленные вчера, но так и не оприходованные. Роберт достал одну, подержал в руке — и с удивлением понял, что пива совершенно не хочется. В сравнении с водой из источника оно покажется невкусным и горьким.
Поставил бутылку обратно, захлопнул дверцу. Спросил себя — а не слишком ли он увлёкся здешними тайнами? Не заигрался ли в частного детектива? Результаты ведь — курам на смех, загнал сам себя в тупик. Так не пора ли ради разнообразия заняться чем-то полезным? Работой, например, за которую ему платят.
Он принёс из комнаты сочинения, положил их перед собой на кухонный стол. Самым верхним оказался листок, исписанный аккуратным и чётким почерком, почти без помарок. Автором значилась, естественно, отличница Ольга.
Роберт приступил к чтению.
«Я не знаю, как сделать так, чтобы в Усть-Кумске всё стало хорошо. У меня слишком мало опыта. Поэтому я не буду давать советы по бизнесу или по управлению. А расскажу, какое социальное общество запомнилось мне из тех, про которые я читала или смотрела фильмы…»
Роберт прервался, взял красную ручку и мелко написал на полях: «Социальное общество — почти тавтология, масло масляное. Либо социум, либо общество — что-нибудь одно».
И снова заскользил глазами по строчкам.
«Мне нравится девятнадцатый век. И начало двадцатого, пока не произошла революция. Россия тогда быстро развивалась. При этом была культура, традиции. Это не значит, что все жили хорошо. Дворяне и купцы — лучше, а крестьяне и рабочие — очень бедно. Но всё равно в то время было много такого, что меня привлекает. Если бы правители государства тогда придумали, как улучшить жизнь крестьян и рабочих, то революции не случилось бы. Так мне кажется. И сегодня Россия была бы совсем другая…»