— Но я ведь тоже не совсем объективен. Некоторые миры мне нравятся больше, некоторые меньше.
— Это нормально. Ты же не машина, а человек. У тебя и логика, и эмоции. Надо найти баланс, общий знаменатель.
— От слова «баланс» меня уже потихоньку подташнивает.
Она улыбнулась:
— Ничего, потерпишь. Без него нам не обойтись.
— Это да, — согласился Роберт. — Ну, раз так, будем выбирать.
Поток откликнулся на эти слова торжествующим завыванием. Уже невозможно было понять, в какую сторону он направлен — вверх или вниз. Теперь он скорее напоминал циклопическую прозрачную колбу, в которой происходила реакция. Лиловатая кометная магия смешалась с аквамариновой, которая пришла из источника.
Шлейфы причин и следствий вокруг засветились и зазмеились. Прошлое и настоящее проникали друг в друга, становились единым целым. И в этом беспрерывном движении Роберт смог рассмотреть, как возникла аномальная зона. И как возник сам источник.
Впрочем, глагол «возникнуть» был тут не совсем уместен. Аномалия просто существовала в круговороте времени, циркулируя между «сейчас» и «прежде». В каком-то смысле, она рождалась прямо под взглядом Роберта, в эти сентябрьские жаркие дни, когда слово «сказка» стало звучать на каждом шагу.
Варя тоже всё разглядела. Он знал это — ему даже не требовалось обращаться к ней вслух. В пространстве, переполненном магией, их мысли переплелись, как и времена. Формулировки возникали сами собой, законченные и ясные, будто в книжке. Девушка из Усть-Кумска и гость из Питера слышали друг друга, несмотря на бешеный рёв потока. Два человека, два маленьких магических полюса, которые нужны были, чтобы подключиться к большим магическим полюсам.
Она сказала-подумала: «Мы слишком много рассуждали о сказках. Так много, что здесь у нас стали действовать сказочные законы. Мы фантазировали о волшебной воде — и она появилась в прошлом. А появившись, сделала сказку материальной. Круг замыкается».
Он ответил: «Вода — только инструмент. А инструментом пользуются люди, вольно или невольно. Подростки жалуются, что взрослые их не слышат, не понимают. Барьер, сбой коммуникации. И в результате магия проецирует этот сбой на весь город, из настоящего в прошлое. Коммуникация нарушается на техническом уровне — мобильники, интернет…»
«Да, Роберт, но это тоже не главное. А главное мы увидели, когда ты начал читать сочинения. Да, начал читать и убедился воочию: любой подросток и вообще любой человек — носитель целого мира. Там, в своём мире, каждый из нас живёт одновременно с внешней жизнью».
«Да, Варя, в том-то и дело. Мы существуем в двух мирах сразу. В своём собственном, воображаемом — и в материальном, общем для всех. Тут требуется сноровка. В общедоступном мире надо жить так, чтобы не мешать остальным. Чтобы твоя личная сказка не вытесняла другие. Непростая задача».
«Непростая, но выполнимая».
«Хочется на это надеяться».
Поток бушевал. Два вида магии взаимно поглощали друг друга. Сквозь эту мутную круговерть Роберту всё труднее было разглядеть лицо Вари. Он, однако, по-прежнему воспринимал её мысли.
«Роберт, но ведь общедоступный мир очень несовершенен. В нём много плохого…»
«Продолжай, Варя».
«У нас теперь — уникальный шанс. Магический поток — рядом, в нашем распоряжении. Мы не обязаны возвращаться в тот мир, где привыкли жить. Можем выбрать любую сказку. Тебе же нравится та, которую придумала Ольга…»
«Да, Варя, очень нравится».
«Надо выбрать. Только быстрее, пока магия ещё не совсем иссякла».
Рёв потока достиг немыслимой, запредельно-звенящей ноты. Течение полностью потеряло прозрачность, Роберт больше не видел Варю. Было понятно — остались считанные секунды.
«Ты выбрал?»
«Выбрал. Согласна с моим решением?»
«Погоди секунду, пытаюсь вникнуть… Да, наверно, ты прав. Согласна».
И они шагнули в поток навстречу друг другу.
Эпилог
Роберт вышел из тамбура на перрон и зажмурился от яркого света. Жара стояла ощутимая, плотная — хотя по местным меркам она, может, и не тянула на температурный рекорд. Если верить электронному табло над входом в вокзал, было двадцать семь градусов. Забывчивым пассажирам табло также напоминало, что на календаре сейчас — шестнадцатое августа две тысячи двадцатого года.
Он пошёл вдоль вагона, придерживая наплечную сумку, чтобы никого не задеть в толпе. Сумка, впрочем, была не очень громоздкая — Роберт приехал всего-то на две недели, и куча одежды ему не требовалась.