Дежурство Кати было праздником для всей палаты. В этот день никто не жаловался на боль; она то присядет на край постели и начнет писать под диктовку письмо, то во время перевязки рассказывает какую-нибудь забавную историю, сама при этом едва сдерживается от смеха. А начнет читать вслух, останавливается и вставляет что-нибудь от себя по-украински.
Во время врачебного обхода Катя становилась серьезной, сосредоточенной. Не трудно догадаться, что она, должно быть, самая опытная из медсестер; уходит врач, и Катя опять, как девочка, бегает по палате, выполняет предписания врача. Не просто протягивает больному порошок, а всыплет ему в рот да еще скажет при этом: «На, ешь. Запей водой и бувай здоровенек».
Целый день она на ногах и даже ночью стирает белье бойцам или при коптилке вяжет на спицах какие-нибудь особенные кружевные занавески для госпиталя.
Кем она была до войны? Как попала на фронт? В каких боях участвовала? В ответ на это Катя всякий раз строила уморительную гримасу и отшучивалась:
— Як вси, так и я... Даже подруги Кати очень мало знали о ней. Прибыла она сюда недавно из батальона морской пехоты, а что было раньше и как она воевала прежде, — не знал никто из ее друзей.
Однажды в глухую ночь во время дежурства Кати двери землянки широко распахнулись, и на носилках внесли человека, завернутого в серое байковое одеяло. Он стонал. Катя поспешила навстречу. Она размотала бинты и готовилась уже обрабатывать рану, но в эту минуту явился врач. Он сбросил шинель, надел халат и, склонившись над носилками, взял раненого за руку.
— Пульс очень слабый, — тихо сказал он. — Включите свет.
Санитар соединил проволочки аккумулятора, и землянка озарилась ярким светом. Врач осмотрел рану, вызвал Катю и приступил к операции.
Все кончилось благополучно. Раненый был спасен.
К утру он пришел в сознание, оглядел палату и спросил слабым голосом:
— Как это меня сюда угораздило...
— Операцию тебе сделали.
— А кто?
— Врач и дивчина одна ему помогала. Украиночка...
— Опять украиночка? — удивился раненый.
— Что значит — опять?
— Один раз украиночка выводила нас из окружения, теперь украиночка помогла врачу делать мне операцию. Эту как звать?
Когда раненый узнал, что ее зовут Катя, он даже приподнялся от неожиданности.
— Такая краснощекая, веселая, да?..
И только в это утро обитатели подземного госпиталя узнали многое о недавнем военном прошлом медсестры Кати Стратиенко.
Год назад в районе Западной Лицы к пирсу подходили катера, чтобы принять десант. Было темно и морозно, с моря дул острый норд-ост. По узким обледеневшим и скользким крутым трапам на палубы поднимались морские пехотинцы. Они несли на плечах пулеметы, минометы, ящики с боеприпасами, мешки с продовольствием.
В группе бойцов, подошедших к трапу, полковник, командир бригады морской пехоты заметил стройную женскую фигуру в шинели, с вещевым мешком и санитарной сумкой.
— Дочка! — воскликнул полковник. — А ты как сюда попала?
— Я с вами пойду, — отвечала она.
— Погоди, дорогая, ты же ранена?
— Рана давно зажила!..
— Как зажила, не могла так быстро зажить... Придется отставить, дочка, — отечески проговорил полковник.
Полковника тут же куда-то отвлекли, а «дочка» проскочила на катер и затерялась среди бойцов. Это и была Катя — медсестра батальона морской пехоты, которую не раз на комсомольских собраниях ставили в пример. И действительно, среди медицинского персонала она отличалась выносливостью. Никому не приходилось слышать от нее жалоб на трудности службы в условиях сурового Заполярья. А девчатам было труднее вдвойне. Жизнь в холодных, сырых землянках, дежурство в боевом охранении впереди нашего переднего края, буквально в нескольких метрах от траншей противника, когда одно неаккуратное движение стоило человеку жизни, и еще многое, на что подчас жаловались старые служивые, не раз побывавшие на войне, Катя Стратиенко переносила с какой-то особой легкостью и не потому, что ей было действительно легко.
Никто и не подозревал, как часто мечтает она о сухой, светлой комнате и о мягкой постели, о том, чтобы хоть на один день снять шинель, ватник и увидеть себя в легком батистовом платье с цветочками, какие носила дома.
Хотелось и потанцевать, и погулять. Многого хотелось, но понимала: нельзя! Сейчас не время. Вот кончится война — тогда...
Тяжелые бои вела морская пехота, особенно в первые месяцы войны. Гитлеровцы любой ценой стремились взять Мурманск, а чтобы отвлечь их силы от главного направления, корабли Северного флота несколько раз высаживали в тыл противника десанты, которые неделями не выходили из боя. В одном из таких боев Катю ранило. Долго противилась тому, чтобы ее эвакуировали на Большую землю. Жила одной думой — скорее поправиться и опять к своим, а рана как назло не заживала, и это доставляло Кате немало огорчений.