Но кроме этого Дюбуа чутьем опытного полицейского понял, что у этого парня что-то есть на продажу.
– Похоже, с вами тут нехорошо обошлись, – сказал он по-английски.
…
– Для протокола – вы имеете право… черт, вы же не гражданин США. У вас нет ни хрена никаких прав, кроме права вылететь отсюда к чертовой матери.
– Мне нужен человек из ЦРУ!
– ЦРУ? – Дюбуа произнес это так, как будто впервые слышал.
– Человек из ЦРУ!
– Ну я – человек из ЦРУ.
– Удостоверение?!
– Что?!
– Удостоверение!
Дюбуа подошел ближе, наклонился над задержанным.
– Знаешь что… хрен тебе!
– Человек из ЦРУ!
– Я и есть человек из ЦРУ. И он тоже.
– Документы!
– Да пошел ты! Кто ты такой, чтобы я показывал тебе документы?
Опытный коп, Француз выбрал тактику, какую он применял с белыми воротничками, – показать им, что они никто. Если хочешь чего-то добиться от задержанного, выведи его из равновесия.
– Кто ты такой?!
– Мне нужен человек из ЦРУ!
– Тебе нужен адвокат, папаша. А если ты попадешь на Райкерс, тебе скоро понадобится врач. Проктолог.
Дюбуа вдруг перешел на русский.
– Ты, б…, говори!
Неизвестный выпучил глаза.
– Говори! Не гони пургу! А то п…ы дам!
– ЦРУ!
– Да пошел ты!
В коридоре Дюбуа вытер пот с лица.
– Как? – спросил он у напарника, с которым договорился, конечно же, заранее. Добрый полицейский – злой полицейский. Игра, давно известная во всем мире, но не потерявшая своей актуальности. В конце концов, Джонни Депп делает все то же самое, что может сделать большинство людей, однако большинству не платят за это миллионы.
– Нормально.
– Иди, поговори с ним. Я здесь подежурю.
…
– Имей в виду, он что-то знает.
Напарник пошел к двери, но остановился.
– Сэр, я не знал, что вы русский знаете.
– Хрен я знаю, а не русский. Когда я начинал, на моем участке шустрили сукины дети, которые мошенничали со страховками и воротили бензиновыми делами. От них немного понабрался. Иди…
Бывший морской пехотинец, а ныне специальный агент отдела по борьбе с терроризмом ФБР Габриэль (Гавриил) Козак закрыл дверь за собой. У него было совсем немного опыта в допросах, но он приказал себе не волноваться. Как перед парашютным прыжком HALO, когда ты летишь через ночь и открываешь парашют лишь за несколько сотен футов от поверхности земли.
– Здравствуйте… – сказал он по-русски, вспоминая в голове забытые обороты языка, забытые словосочетания, которым он учился в доме бабушки в Сан-Франциско, старые книги с темными страницами, которые он читал вслух, значки кириллицы…
Задержанный глянул на него. Озлоблен, затравлен, выведен из себя. В морской пехоте он прошел курс допроса пленных и знал, как и к кому подступиться. Этот, похоже, имеет какой-то статус в обществе… в том, откуда он прибыл, и не рад оказаться здесь.
– Ты кто такой?
…
– ЦРУ?
Козак покачал головой, достал удостоверение, положил на стол.
– ФБР. Отдел по борьбе с терроризмом…
После того как он попал в плен в Киеве, он одиннадцать дней ждал обмена в компании таких же, как он, бедолаг. Потом их обменяли на каких-то высокопоставленных русских шпионов, отбывавших наказание в США.
На родине он попал в мясорубку между ведомствами: ЦРУ пыталось обвинить во всем Пентагон, что якобы морские пехотинцы не смогли защитить конвой и сверхсекретная аппаратура контроля трафика попала в руки русских. Пентагон выдвинул встречные обвинения в том, что ЦРУ очень хреново подготовило эвакуацию секретной аппаратуры, а командовавший на месте агент растерялся, принял неправильное решение и завел конвой в ловушку. В конце концов приняли решение не выносить сор из избы… в Вашингтоне и так искали козлов отпущения. Но ему дали понять, что ждут от него рапорт, дабы не поднимать лишний шум. Отношения и так были испорчены, оперативники его уровня были постоянно задействованы в группах поддержки специальных операций, а тем, кто побывал в плену в Киеве, упустил аппаратуру – короче, ко всем, кто в этом был замазан, доверия больше не было. А в группе поддержки нельзя работать, если нет доверия.