- Ну и что? Почему именно он должен оказаться преступником? И не дружок он, а прежний однокашник - так, кажется? К тому же дураком его назвали, ты и это докладывал. Нет, милые мои. - Цветков покачал головой. - Это дело посложнее будет, чем кажется. Хотя… в тот город, видимо, придётся ещё разок наведаться. Схема получается, конечно, сложная. Узнать, кто послал, чтобы с его помощью узнать, кто убил. Ничего себе!
- Да, сложновато, - согласился Игорь.
- Главное, не очень надёжно, - поправил его Цветков. - Сомневаюсь, чтобы тот человек мог нам помочь. Вот только если…
- Именно! - с воодушевлением подхватил Виталий. - О чём я и говорю! Но это насчёт крыши. А вот насчёт того, к кому там ехать, тоже есть предложение.
Так постепенно начал возникать план новой сложной операции. Сначала, как водится, самый общий. Но постепенно он стал наполняться конкретными деталями, и тут каждый вносил свою лепту. Порой возникал спор, порой всех охватывала радость от какой-то точной находки, удачно вдруг найденной детали в манере поведения, в поступках, в направлении и самой окраске разговоров, которые предстояли в ходе задуманной операции.
В конце концов было решено, что в тот город отправятся двое: Виталий и Эдик Албанян. Эдик горел нетерпением и азартом.
- Ай что будет! - каждую минуту восклицал он. - Вы увидите!.. Какая щука идёт!.. Нет, какая акула, а?.. Ты только сейчас постарайся, дорогой, - под конец обратился он к Виталию. - Я тебя очень прошу. Ты, если захочешь, всё можешь.
- По-твоему, я не хочу, что ли? - тоже нервничая, спросил его Виталий.
- Нет-нет! - испугался Эдик. - Как можно!
Дело в том, что Виталию предстояло снова посетить чету Губиных. От этого визита зависело начало операции.
- Ну ладно. Двигай. И гляди внимательно, - напутствовал его Цветков. - От каждого дурака можно вдруг ждать умного поступка. - Затем Цветков повернулся к Откаленко: - А за тобой будет место происшествия. Найди людей, которые что-то видели. Они должны быть. Именно тебе это поручаю, понял?
- Там есть собачники, - сказал Виталий. - Золотые ребята. Я не всех опросил. Гуляли во дворе почти в то самое время. Такой у них час, понимаешь, ночью есть, когда они своих собак выводят. Кажется, с полдвенадцатого до полпервого. Они его называют «час собаки». Обязательно с ними потолкуй.
На том «межведомственное» совещание окончилось.
Цветков стал созваниваться с начальником Эдика Албаняна, к которому сам Эдик уже помчался лично.
А Виталий направился по знакомому адресу, испытывая смешанное чувство омерзения и нетерпеливого интереса.
И ещё он поймал себя на том, что ему всегда неприятно за кого-то себя выдавать, неприятно притворяться и кого-то обманывать, пусть даже такого жулика и прохвоста, как Губин. Умом Виталий понимал, что иначе нельзя и другого пути часто не оказывается. Но чувство неловкости и брезгливости никогда не покидало его при этом, и только усилием волн заставлял он себя входить в роль - чаще всего, кстати, в роль тоже жулика и прохвоста, вот как сейчас.
А ведь кому-то такой обман может и понравиться, кто-то может подумать, что с его помощью вообще легче чего-то добиться в жизни. Кто хитрее, кто лучше обманет, тот и победит. Виталий вспомнил, как недавно какой-то мальчуган во дворе, приняв его за разведчика, с восторгом спросил: «Дядя, а вы кого обманываете?» Тут виноваты ещё и неумные книги о всяких разведчиках и сыщиках, которые именно такую мысль и внушают читателю: кто лучше обманет, тот и победит. Аморально это, если станет жизненным правилом, аморально и потому опасно. Это всего лишь малоприятная сторона его трудной работы, только работы, а вовсе не жизни. Разве может он, Виталий, ради себя кого-то обмануть?
Старики Губины оказались дома. Как и следовало предполагать, они уже с утра, волнуясь, поджидали Виталия, чтобы узнать результаты его вчерашнего визита к Владимиру Сергеевичу.
- Гад он, - решительно объявил Виталий, подсаживаясь к столу и размашисто, бесцеремонно закуривая. - Припугнуть бы его надо. Да чем припугнёшь-то?
- Что ж он, туды-сюды… Выходит, нет и всё?.. Ну гляди!.. Не на такого напал, туды-сюды!.. - негодуя, забормотал старик, выпячивая мокрую нижнюю губу. - Да я не погляжу, что нашей веры… Я шею-то ему, туды-сюды…
- Погоди ты, чучело! - прикрикнула на него старуха и униженно обратилась к Виталию: - Уж заступись, родименький, за двух-то стариков. Век за тебя буду молиться. Копейки на хлеб нет. А тут вон какой штраф немыслимый! Нешто это по-божески? Мы б тебе с охоткой заплатили бы за услугу, да где, родимый, взять-то?