И вот на следующий день развязный и лукавый техник московского телефонного узла, оказавшийся здесь в служебной командировке, позвонил утром Михаилу Прокофьевичу на работу и загадочно, но весьма твёрдо сказал ему:
- Из Москвы вам привет и письмо привёз. Разрешите явиться.
- От кого? - не очень дружелюбно спросил Михаил Прокофьевич.
- От знакомого вашего, Губина Бориса Ивановича, - может, помните? Без ноги как-никак человек, и возраст соответствующий.
- А вы кто такой? - продолжал осторожничать Михаил Прокофьевич, которому не понравился развязный тон молодого человека, так неожиданно и неприятно свалившегося вдруг на его голову.
- Я вам, уважаемый товарищ, всё это доложу, и даже ещё больше, когда увидимся и вы прочтёте письмецо, - строго сказал Виталий. - Телефон для этого не приспособлен, это я вам как специалист говорю.
- Ну хорошо, - не без внутренней борьбы согласился наконец Михаил Прокофьевич. - Запомните адрес. Жду вас ровно в три.
И он, к удивлению Виталия, продиктовал ему уже знакомый адрес на Гоголевской.
Видимо, по этому адресу Михаил Прокофьевич проводил всякого рода конфиденциальные и деловые встречи, когда требовалась особая осторожность и конспирация. Да и Николая он там скрывал весьма успешно. В условиях города отдельная квартира вполне обеспечивала в случае необходимости скрытность и безопасность.
Вообще с появлением отдельных квартир, которые всё, больше становились нормой жизни каждой семьи, - истинное счастье, конечно, для большинства людей - изменился как бы общественный климат, распались многие, чаще всего вынужденные связи, исчезла этакая бытовая распахнутость, обнажённость. Жизнь людей целиком или во многом укрылась в стенах собственной квартиры. И это весьма отрадное обстоятельство, позволившее людям наконец освободиться от нервного стресса коммуналок, неожиданно и серьёзно осложнило работу милиции. Теперь узнать или что-то проверить в подозрительной, а то и очевидно преступной деятельности того или иного прохвоста стало вдруг намного труднее, чем раньше. Однако люди стали гораздо свободнее и легче вступать в разговор, откликаться на просьбу о помощи, стали спокойнее, доброжелательнее и общительнее. Это объяснялось, конечно, многими переменами, но и наличие отдельных квартир было тоже здесь не последней причиной.
Обо всём этом и размышлял Виталий, направляясь на свидание с Пивоваровым. В данном случае наличие у его матери отдельной квартиры оборачивалось своей отрицательной стороной. Что-либо узнать и проверить о встречах здесь и неких временных жильцах представлялось весьма затруднительным.
Михаил Прокофьевич сам открыл дверь неожиданному гостю. Старуха даже не выглянула из своей комнатки.
Виталий увидел перед собой невысокого полного человека с седоватыми бачками и глубокими залысинами на лбу. Чёрные живые глаза из-под припухших век зорко оглядели гостя, на мясистом, в грубых складках лице не дрогнул ни один мускул. «Вовсе не дурак», - подумал Виталий.
В свою очередь Михаил Прокофьевич тоже внимательно оглядел представшего перед ним молодого человека, этакую светловолосую пижонистую жердь с хитрыми глазами и довольно нахальной улыбкой. Он решил при первом же удобном случае поставить его на место, хотя неведомые пока причины появления этого типа вызывали у него не столько любопытство, сколько беспокойство.
Он молча кивнул и сделал приглашающий жест рукой в сторону одной из комнат, выходящих в переднюю. Проведя туда гостя, Михаил Прокофьевич плотно прикрыл за собой дверь и сухо спросил, остановившись возле круглого полированного стола:
- Чем обязан?
Виталий, усмехнувшись, достал письмо:
- Прошу для начала ознакомиться. И разрешите присесть. Курить здесь можно?
- Да-да. Прошу, - рассеянно ответил Михаил Прокофьевич, изучая письмо.
Его он прочёл дважды, вглядываясь в каждое слово, и чем-то это письмо ему не понравилось. Что это вообще за неожиданная манера писать письма? Никогда этот Губин себе такого не позволял. Тут не его голова сработала. Затем: как можно передавать письмо через незнакомого человека, пусть даже и племянника? Да и как этот племянник его нашёл? Губин ведь не знал, где работает Михаил Прокофьевич. Неужели что-то рассказал Николай? Как нехорошо! Этак он мог и ещё что-то рассказать. И потом почему Губин вдруг жалуется ему на Вову? Ну да это сейчас станет ясно.
Михаил Прокофьевич перевёл взгляд на спокойно расположившегося на диване возле стола Виталия, который, покуривая, с любопытством оглядывал комнату.