Ну а потом стали укладываться спать. Соседки, и молодая, и пожилая, судя по всему, уснули быстро. А вот Виталию не спалось. И Тарасу Петровичу, кажется, тоже. Он всё ворочался внизу, на своей полке, кряхтел и вздыхал.
Мотало из стороны в сторону вагон, бежали по купе огни от мелькавших за окном редких фонарей. Одно время к окну приклеилась луна, висела, не шелохнувшись, заливая купе мёртвым серебряным светом, затем её медленно сдуло в сторону, и снова стало темно. И гудки, гудки… Потом вдруг яростно налетел и прогрохотал встречный состав. И снова только редкие гудки…
Тарас Петрович и в самом деле не спал. Ох и много забот навалил на него в этот раз Михаил! Одни дела с Викентием Романовичем, заместителем начальника технического управления министерства, требовали уймы времени и сил. Шутка ли - получить новое, современнейшее оборудование раньше всех других предприятий, получить больше всех и, конечно, за счёт всех? Мало того, что это сулило крупное перевыполнение плана, а следовательно, немалые премиальные и невиданный почёт. Всё это Тараса Петровича волновало мало, всё это было по части Михаила, ему щекотало самолюбие и позволяло строить широкие планы «завоевания Москвы», как про себя насмешливо выражался Тарас Петрович, имея в виду продвижение туда Михаила и всякие его честолюбивые планы. Но получение нового оборудования позволяло уже сейчас провернуть чрезвычайно выгодную операцию по передаче устаревшего оборудования в некоторые, тщательно отобранные из числа многих, мелкие предприятия и артели, для которых такое оборудование - сущий клад и предел мечтаний и которые, чтобы его приобрести, готовы на любые расходы.
Но начало всех начал в этих делах - Викентий Романович Грузнев, давний знакомый, но человек капризный, напуганный и неверный, с которым, если бы не супруга, и вовсе дела иметь нельзя было бы. Да, если бы не супруга…
Ниночка Афанасьевна была, несмотря на крайнюю молодость, женщиной практичной и неглупой. Она решила, что зря губить себя ради этой старой развалины Викентия Романовича она не будет. Разница в тридцать с лишним лет к чему-то всё-таки обязывала Викентия Романовича или нет? Ниночка Афанасьевна так прямо и заявила однажды слегка оторопевшему Тарасу Петровичу. А сама Ниночка вот уже пятый год писала, по её словам, что-то для кино, в связи с чем ездила в командировки, подолгу жила в Домах творчества киноработников, а в Москве целыми днями тёрлась на киностудии, по вечерам же изредка выводила «своего» на просмотры в Дом кино на Васильевской. Крепко сколоченная, энергичная, с лихим хвостом иссиня-чёрных волос за широкими плечами, с круглым большеглазым лицом и небрежно зажатой в уголке маленького капризного рта сигаретой, она многих мужчин заставляла провожать себя взглядом. «Пахать, пахать на ней надо, - думал Тарас Петрович при встречах. - Лучше всякого трактора». И при этом умилённо улыбался. Ибо, не будь Ниночки Афанасьевны, чёрта лысого удалось бы иметь дело с этим длинным, сухим и бледным Викентием Романовичем, которому при всех его хворобах и рубля лишнего не надо было на себя.
Но как сейчас встретит Тараса Петровича этот неверный человек, предположить было попросту невозможно. И это Тараса Петровича немало беспокоило. Лёжа без сна на полке вагона, он строил один план за другим на все возможные случаи, безжалостно бракуя их и принимаясь выдумывать снова. Ясно было лишь одно: вернуться домой без нового оборудования, причём в максимальном количестве, нечего было и думать. Среди прочих подарков и угощений вёз Тарас Петрович специально для Ниночки Афанасьевны редкой красоты и огромной стоимости норковый палантин и шапку из соболя, а самому Викентию Романовичу - целых две шапки высшего сорта из особой, недавно изготовленной партии. Кое-что было приготовлено и для двух-трёх работников управления рангом пониже, этаких рабочих винтиков сложного механизма, от которых зависела реализация высоких указаний начальства, зависели точность, скорость и качество исполнения, для чего соответствующий «допинг» казался Тарасу Петровичу совершенно необходимым. А кроме всяких подношений, столько предстояло выпить в ходе дружеских и деловых встреч, что от одной только мысли об этом у Тараса Петровича начинала ныть печень, когда-то предмет его беззаботной гордости.