— Я вот про эту записную книжечку всё думаю, которую мы у убитого нашли. Что там на первой страничке за числа написаны, не пойму. — Он повертел в руках дешёвую книжечку в блестящей ярко-зелёной обложке из хлорвинила. — Записаны они как-то торопливо, на ходу. Цифры корявые, неровные. А вот телефон Вали совсем по-другому записан, видите? Потом написал, не спеша.
— Интересно, где он купил эту книжечку, — заметил Игорь, чуть наклонившись к Виталию.
Цветков привычно поутюжил ладонью затылок и недовольно проворчал:
— Да, милые мои, всё как-то непросто складывается с этим делом. Вот что я вам доложу.
— Накопление тумана, Фёдор Кузьмич, — усмехнулся Игорь. — Первая стадия в любом деле, сами нас этому учите.
— Да брось! Не так уж много здесь тумана, — махнул рукой Петя Шухмин.
— Московская фабрика, — продолжал рассуждать Виталий, рассматривая книжечку. — Бумага дрянная, а уж обложечка… В руки взять противно. И кто-то покупает, однако. В Москве. Какие-то чудаки. Школьники, что ли? Зачем она им… А может… — Он поднял голову и посмотрел на Цветкова: — Надо бы кое-что проверить, Фёдор Кузьмич.
— Именно, — кивнул в ответ тот. — Вот тебе на завтра ещё одно дело. — Он вздохнул и оглядел собравшихся: — Ну всё, милые мои. На сегодня хватит. Валяйте по домам.
Следующий день начался с неудач.
Пашкина жена наотрез отказалась ехать в морг и опознавать убитого. А когда Виталий показал ей фотографии, она решительно объявила, что в жизни не видела этого парня.
— А к Пашке кто хотите мог приехать, — зло сказала она. — И брат, и сват, и племянник. Думаете, я их всех знаю? Вся родня у него такая, как он. Все вкривь и вкось пошли. Глаза бы мои их не видели, зараз этих!
Так же решительно Зина отказалась назвать и собутыльников мужа.
— Всю шваль окрестную приваживает, — глотая слёзы, говорила она. — Каждый день новые. Господи, когда я от него, окаянного, только избавлюсь, кто бы мне сказал!
Словом, Виталий уехал от неё ни с чем. Версия «племянника» не получила нового подтверждения, но и не была опровергнута. Теперь Виталий рассчитывал только на допрос самого Пашки следователем прокуратуры Исаевым.
А Виталия ждало в этот день ещё одно дело, вернее, одна проверка. Мысль о ней мелькнула вчера одновременно у Виталия и Цветкова. Это было связано с новенькой записной книжкой в нелепом зелёном переплёте.
Ни в одном из московских аэропортов в киосках не продавалась такая книжечка — ни в этот день, ни три дня назад, когда произошло убийство, ни в предшествующие дни. Киоскёры вертели в руках зелёную книжечку и пожимали плечами.
Тогда Виталий на всякий случай решил побывать на вокзалах На трёх из них он тут же обнаружил подобные записные книжечки.
— Приезжие исключительно и покупают, — сказал ему один из продавцов, толстый, с одышкой, совершенно распаренный старик, всё время обмахивавшийся газетой, — Москвич такую ерунду никогда не купит. Поэтому в городе и не ищите. Исключительно у нас. И то не идут. Вот, извольте. Мне неделю назад десяток прислали. А продал за всё это время только три. Это же исключительно ненормально! Пользуются, понимаете, моей мягкотелостью.
— А помните, кто купил те три? — поинтересовался Виталий.
— Ну где ж тут упомнить! — Толстяк покачал головой. — Вот последнюю вчера купила молоденькая девушка. Вроде цыганка: чёрные волосы, а в них красная роза, и вся, ей-богу, как роза — глаз не отведёшь! — Он даже зажмурился, словно ослеплённый. — Да, её вот исключительно и запомнил.
— Это значит, третью она купила? А кто купил вторую?
— Вторую?.. Это уже дня два назад. Женщина какая-то.
— А вот парня вы не помните? Он тоже купил на вокзале такой блокнот.
И Виталий как можно ярче и подробнее описал убитого во дворе парня.
Но старик киоскёр решительно не помнил такого покупателя.
На втором вокзале Виталия тоже постигла неудача. Пожилая, болезненного вида женщина в киоске не могла вспомнить единственного покупателя, соблазнившегося маленькой ядовито-зелёной книжечкой. Мучительно морща лоб и приложив пальцы к вискам, она только повторяла:
— Во всяком случае, не мужчина… Нет-нет… Мужчину бы я запомнила… А что вас ещё интересует?
И преданно посмотрела на Виталия. Тот заверил, что больше его ничего не интересует, и поспешил уехать.
На следующем вокзале Виталий описал киоскёру интересовавшего его парня ещё ярче и подробнее, чем прежде. Но и это не помогло, хотя киоскёр, болтливый и смешливый старик в широкополой соломенной шляпе и расстёгнутой чуть не до пояса рубашке, прямо-таки потряс Виталия своей памятью на лица и умением эти лица описывать. Говорил он без умолку, радуясь подвернувшемуся в такую дикую жару терпеливому и симпатичному слушателю. Он вспоминал различные смешные и трагические дорожные происшествия, сыпал прибаутки, сам неудержимо хохоча над ними, и при этом машинально продолжал вертеть в руках показанную Виталием зелёную записную книжечку.