— Ну-ну, — примирительно прогудел Алексей Афанасьевич. — Ты всё-таки не сгущай. Не так уж всё и страшно было. Да и у кого за двадцать лет жизни ничего такого не случалось? У кого?
— Конечно, — вздохнула Ольга Андреевна. — У других и похуже случается. И вовсе ломается жизнь, и трагедии всякие.
— Ну вот видишь! Не так уж всё плохо у нас. И я не такой уж плохой, оказывается. Верно?
— Верно, верно, — слабо улыбнулась Ольга Андреевна.
Но Алексей Афанасьевич ощутил потребность окончательно самоутвердиться и добавил:
— А чей объект потом три года Красное знамя держал? Кто знак «Отличный строитель» получил? Кто строительный институт потом кончил? Кто этой весной в Москву на слёт ездил? Думаешь, легко всё далось?
— Знаю, знаю, Алёшенька, нелегко.
— Вот именно. И всю жизнь мы с тобой каждую копейку считали. А эта? Ну чего ей не хватает? Училась бы, работала, себя уважала, так и её бы уважали.
У Ольги Андреевны снова навернулись на глаза слёзы.
— То ли кто сбил её в первый раз, — сказала она, — закрутил ей голову, поверила. То ли все теперь такие. Вон девушки в брюках все, курят больше ребят, водку пьют охотнее, чем вино, развязные — хуже, чем парни. Век, что ли, такой? Даже, мне говорили, в газетах об этом пишут.
— Газеты, газеты, — раздражённо произнёс Алексей Афанасьевич. — Чего уж там на век сваливать! Проглядели девчонку, вот что я тебе скажу.
— Да как же за ней углядеть было?
— То-то и оно, что не знаю. И никто не знает. Болтовня одна у нас насчёт воспитания. А надо было, видно, лупить как Сидорову козу, чтоб боялась ослушаться родителей пуще огня. Да насчёт парней предостерегать — по женской линии. А теперь уж что, теперь поздно! Ну куда вот её сейчас понесло?
— К тётке Вере… уже не пойдёт… — всхлипнув, произнесла Ольга Андреевна. — Побоится пойти…
— Ну а куда ж тогда? К парням, что ли?
Ольга Андреевна покачала головой:
— Нет, Алёша, не пойдёт она к ним. Влюбилась она, вот что.
— Ну да! Знаем их любовь.
— Ей-богу, влюбилась. Я же вижу. И блюсти себя стала.
— А-а! Не говори мне об этом. Вон, видела, как она себя соблюла?
— Это с горя, Алёша. Точно, с горя. Что-то между ними случилось небось. Уж я знаю, когда с горя, а когда так. Знаю.
Алексей Афанасьевич недоверчиво посмотрел на жену:
— Ну и в кого же она, по-твоему, влюбилась?
— Уж в кого, не знаю. Знаю только, что жалеть её сейчас надо, Алёша, понимаешь?
— А! — сердито насупился Алексей Афанасьевич. — Тебе бы всех жалеть! А тебя она жалеет? Небось видит, как ты с сердцем-то маешься. Ну ладно, Оля. Ты только не нервничай. Взвинтились мы оба. Пойдём. Тебе лечь надо. Третий час ночи. И мне завтра на работу.
— Ну куда она побежала, господи…
— Идём, идём. Ничего с ней не будет. О себе подумай.
Если из дома надо выехать в два часа ночи, а встать самое позднее в половине второго, то считай, что ночи нет и поспать не удастся, так как заставить себя лечь в девять или десять вечера никому ещё накануне отъезда в командировку не удавалось. И в общем-то Виталий к такому порядку вещей привык за время своей беспокойной службы. Но чтобы при этом весь дом не, спал, этого раньше не бывало. В крайнем случае, мама вставала проверить, успевает ли он как следует поесть перед отъездом и уложил ли тёплые вещи — об этом она беспокоилась вне зависимости от времени года, считая, что у Виталия по-прежнему слабые лёгкие и склонность к простуде, как в раннем детстве.
Но Светке ещё было в новинку провожать мужа в командировку: Виталий впервые после женитьбы собирался в дальний вояж, хотя на Светкиной памяти он ездил в командировки не раз, и не в такие пустяковые, как сейчас, а посерьёзнее, как, например, в Снежинск, где они со Светкой так неожиданно встретились, да ещё при очень неприятных обстоятельствах, или, как недавно, в Одессу, о которой тоже есть что вспомнить.
А теперь это даже не командировка, а так, экскурсия, как выразился вчера Игорь Откаленко.
Но Светка снаряжала его всерьёз и была до невозможности озабочена. Она перебрала весь его гардероб, что-то отложила стирать, что-то — чинить, а в десять вечера ещё затеяла печь ему в дорогу пирожки с мясом и джемом.
— Катись из кухни, — объявила Анна Михайловна. — Много ты умеешь! Я сама испеку. А Витику ещё надо кое-что постирать. Ты решила, сколько он берёт с собой носков?
— Граждане! — взмолился Виталий. — Какие носки, какие стирки? Я же через два дня вернусь! Мне и пирожки не нужны. Идите, ради бога, спать.