А оно ведь не случайно, оно было заранее подготовлено, и раз так, то есть не только исполнители, но и организаторы, есть цепочка обстоятельств, причинных и функциональных связей. И по ней можно пройти. Эдик и он, Виталий, пойдут каждый по своей цепочке и где-то неминуемо встретятся, неминуемо выйдут на одних и тех же людей. Кто-то из них, естественно, пройдёт по своей цепочке быстрее и тогда поможет другому.
Эдик уже нащупал одного весьма любопытного человечка. Перед самым отъездом Виталий присутствовал на его допросе. Человечек этот был из одной конторы по заготовке пушнины в соседней области. Прямая связь с фабрикой Пивоварова здесь установлена была вполне открыто и официально. Но Эдик каким-то шестым чувством, особой, чисто профессиональной интуицией, уловил тут неведомые ему пока пути для крупных злоупотреблений. Он ещё не знал, что это за пути, он их ещё не видел, он лишь заподозрил их наличие, лишь ощутил их возможность. И начал «копать» — осторожно, неторопливо, обстоятельно. С тем человечком Эдик вёл сугубо профессиональный разговор, своей эрудицией приводя Виталия в изумление. А разговор был не только профессиональный, но и вполне, казалось бы, безобидный. Эдика интересовала организация промысла пушного зверя, система закупки, оформление документов. Он расспрашивал о мельчайших деталях с занудливой дотошностью, на которую, как до сих пор казалось Виталию, этот горячий, экспансивный кавказец просто не был способен. Виталий в этот момент не узнавал своего друга. А человечек, в которого Эдик въедался, как клещ, краснел, бледнел и заикался, рассказывая о самых, казалось бы, простых, очевидных и вполне законных операциях. Виталий, конечно, прекрасно понимал его состояние. На того неизбежно действовала сама обстановка, сам факт вызова в милицию и та возможность подозрений, которая может невзначай пасть на него. А ведь он мог быть честнейшим человеком. Из этого даже следовало исходить.
Виталий так и сказал Эдику после допроса. На что тот загадочно усмехнулся и ответил: «Э, дорогой, у нас специфика, которой не знала история преступлений. Всякие там убийства или кражи происходят уже не первую сотню лет, и наука накопила, слава богу, немалый опыт борьбы с этим злом. Так? Ты на нём учился и им пользуешься. А у нас, дорогой, всё новое, всё иначе. Понимаешь меня? Методы, объекты, условия, наконец, сам тип преступника. А потому и методы борьбы во многом иные. Ну, к примеру, вы всегда идёте от факта преступления. Так? Случилась, допустим, кража. Вам немедленно сообщают. И тогда вы возбуждаете дело, начинаете искать преступника. У нас не так. Мы, прежде чем начать искать преступника, должны обнаружить само преступление. Оно всегда совершается втайне, а на поверхности — тишь, гладь и божья благодать. Даже планы выполняются, премии получаются и знамёна вручаются. И порой обнаружить преступление бывает труднее, чем потом найти преступников. Такого, если хочешь, ещё не знала криминалистика. Вот и я сейчас ищу не преступника, я ищу преступление».
И тот человечек волей или неволей помогал Эдику. Делал он это, впрочем, без особой охоты, вернее сказать, совсем неохотно, то упираясь, то уходя в сторону. И Эдик, на время чуть ослабив нить разговора, потом неумолимо натягивал её вновь, возвращал собеседника на нужный ему путь и принуждал двигаться дальше. Впрочем, для Виталия этот допрос практического интереса не представлял. Речь в данный момент шла пока что о первичных этапах производства, о поставках на фабрику сырья. А Виталия интересовал конечный этап, готовая продукция. Ведь Николай привёз Владимиру Сергеевичу в Москву, надо думать, именно готовую продукцию, товар. Эдик, конечно, к этому тоже придёт. И торопить его нельзя.
Между прочим, у Виталия не было особых возможностей вести с Эдиком длинные беседы. Ибо с того момента, как он встретился с Михаилом Прокофьевичем и на его как бы мимолётный, равнодушный вопрос ответил, что приехал один, с Эдиком пришлось расстаться, и тот переехал в другой номер. С этого момента ни в коридорах гостиницы, ни на улицах вместе они уже не появлялись.
И всё же во время последней встречи с Михаилом Прокофьевичем перед отъездом в Москву ощущался некий еле заметный холодок. Виталий почувствовал скрытое недоверие. Даже не такое уж и скрытое. Хотя ничего особенно удивительного или настораживающего в этом пока что не было. Поэтому его сообщение, что в Москву вместе с Виталием поедет Тарас Петрович Корж, главный механик, которому как раз необходимо побывать в министерстве по вопросу нового оборудования, нисколько Виталия не встревожило. Он только поинтересовался, знает ли этот Корж уважаемого Владимира Сергеевича, и получил утвердительный ответ. После этого Виталий попросил не сообщать Владимиру Сергеевичу о своём приезде в этот город и встрече с Михаилом Прокофьевичем. И эта просьба, выглядевшая вполне резонной, была принята с пониманием. Михаил Прокофьевич даже заметил, что это в их общих интересах. В конце разговора Виталий напомнил, что Михаил Прокофьевич собирался кое-что передать старику Губину, а также кое о чём попросить самого Виталия и даже обещал оплатить при этом расходы.