— Раньше у нас было намного уютнее! — выкрикивала она порой, обращаясь к потолку в спальне, жалуясь и в то же время облегченно вздыхая, пока Эразмус Хаупт расшнуровывал ей корсет.
— Вечные эти дискуссии, — продолжала Шарлотта. — Ну почему что-то обязательно должно быть логичным? Какое отношение имеет логика к музыке? Музыку или чувствуют, или нет. Ко всему подходить с точки зрения разума, все раскладывать по полочкам — как, однако, это типично, — упрекала Шарлотта потолок в спальне.
— Типично для кого? — спрашивал Эразмус Хаупт, лежа рядом в темноте.
— И вообще, что общего имеет этот Шёнберг с увертюрой к «Тристану и Изольде»? Вечно им нужно все испортить.
— Но ведь к роялю она подходит, только когда ее попросят, — возражал Эразмус Хаупт.
На что Шарлотта отвечала:
— И это единственное, что я могла бы ей посоветовать.
Фройляйн Штайн остерегалась всего, что имело касательство к музыке. В остальном же — и Эразмус Хаупт находил, что это высшее проявление такта, — она вела себя у Хауптов весьма даже самостоятельно.
— Фрау Байсер, у меня опять вода в ванной перелилась через край! Фрау Байсер, да куда же вы снова запропастились?
Фрау Байсер была тем утесом, на котором незыблемо покоилось домашнее хозяйство Хауптов. Фрау Байсер отличалась весьма приятной полнотой, и, вообще говоря, служить было ей ни к чему. Муж ее работал печатником и мог прокормить семью — тут с фрау Байсер все соглашались мгновенно, когда бы она об этом ни заговорила, а заговаривала она об этом довольно часто. Но, быть может, фрау Байсер в последний раз закроет глаза на то, что госпожа директорша опять оставила с вечера невымытую посуду. Впрочем, подобные факты отнюдь не означали, что фрау Байсер использовали лишь на черной работе.
Итак, полагалось находить фрау Байсер весьма милой женщиной, но для того, кто с высоты своей мансарды ничего не замечал, да к тому же ни разу в жизни не держал в руках швабры, для того, кто, стало быть, по многим причинам не мог знать, что проделывала фрау Байсер всего за каких-нибудь несколько часов, для того, возможно, и было естественным обронить при случае «но ведь эта женщина тиранит весь дом», пусть даже фройляйн Штайн и делала оговорку, что, конечно же, ее мнение не следует принимать в расчет.
— Этого только не хватало, — вырвалось у Шарлотты Хаупт.
Впрочем, тем самым она оказала фрау Байсер плохую услугу, так как фройляйн Штайн не показывалась два дня, а для фрау Байсер это означало одно: теперь она должна была носить фройляйн Штайн еще и ужин.
Как бы предупредительно ни обращались у Хауптов с фрау Байсер, они попросту ее эксплуатировали, и это было непреложным фактом, ибо на деньги, которые она зарабатывала у Хауптов, фрау Байсер давно уже не могла ничего купить. Денег вполне достаточно зарабатывал ее Отто. И если она убирала грязь у Хауптов, готовила им еду, консервировала фрукты и овощи на зиму, топила — словом, поддерживала дом в порядке, то связано это было не столько с тем робким уважением, которое выказывала ей хозяйка, сколько с личностью самого Эразмуса Хаупта. Удивительно, как преображалась фрау Байсер, когда на кухню входил он, Эразмус Хаупт, невысокий и словно источающий сияние разума. И если критические замечания фройляйн Штайн все чаще избирали своим объектом фрау Байсер, то, возможно, это было связано еще и с тем впечатлением, которое производил Эразмус Хаупт на фрау Байсер, а также с поистине загадочным взаимопониманием между ними.
— Я обязательно поговорю с фройляйн Штайн, — обещал всякий раз Эразмус Хаупт.
Но когда он входил в ее мансарду, когда видел, как она сидит у окна, уставившись на бурую скалу, когда видел ее глаза, такие явно не прусские, тяжелые, темные глаза, у него каждый раз не хватало духа выговаривать ей. И он, и она понимали, что только чрезвычайная осмотрительность может вообще удерживать сложившуюся ситуацию в равновесии. А что фройляйн Штайн вдруг заговорит и начнет задавать вопросы — этого Эразмус Хаупт боялся еще больше, чем сама фройляйн Штайн. С тех пор, как тетя Бетти побывала в Берлине. В Берлине тетя Бетти навела справки о дальнейшей судьбе семейства Штайн. Она попробовала выяснить это даже через знакомого полковника Генерального штаба. Тогда она впервые услышала слово Освенцим.
Был прекрасный осенний день, и Шарлотта Хаупт отправилась в Трир за покупками, хотя там давно уже нечего было покупать. Тетя Бетти вызвала зятя на веранду. Лишь к вечеру она немного успокоилась, точнее, у нее просто не было сил плакать.