Так он стоял перед главой римско-католической церкви с бледным и мокрым от холодного пота лицом, с пистолетом в опущенной руке и черной сутане. Вид у него был почти средневековый.
— Ты — святой отец Гарри Кассен, — спокойно произнес Иоанн Павел.
— Вы ошибаетесь, Ваше Святейшество. Меня зовут Майкл Келли. — Кассен дико засмеялся. — Я не священник, а скоморох.
— Ты — святой отец Гарри Кассен, — повторил Иоанн Павел. — Ты был посвящен в священнический сан, ты являешься священником теперь и останешься им вовеки. Господь не отпускает тебя.
— Нет! — закричал Кассен со страшной мукой голосе. — Я отказываюсь принять это!
Рука с орудием смерти взметнулась вверх, Сьюзен Колдер споткнулась на верхней ступени, упала на колени, юбка у нее задралась, но она, сжимая обеими руками «вальтер», прицелилась и дважды выстрелила в спину Майкла Келли, раздробив ему позвоночник.
Он вскрикнул и рухнул на колени прямо перед папой. Несколько секунд он словно думал, упасть ему или нет, но потом повалился на бок и перевернулся на спину, по-прежнему сжимая в руках «стечкина».
Сьюзен выпустила пистолет и, будто парализованная, смотрела, как папа аккуратно вынимает оружие из рук Кассена.
Она услышала, как папа произнес по-английски:
— Я хотел бы, чтобы ты покаялся, сын мой. Повторяй: «Всемогущий Боже, в Своей бесконечной милости…»
— Всемогущий Боже… — прошептал Гарри Кассен и умолк навечно.
Папа пал на колени и сложил руки в молитвенном жесте.
Мимо Сьюзен Колдер в часовню вполз Девлин и сел у стены, зажимая рукой рану. На его пальцах была кровь. Сьюзен отбросила от себя «вальтер» и, вся дрожа, прижалась к Девлину.
— После этого всегда такое чувство? — хрипло спросила она. — Стыд и грязь?
— Добро пожаловать в сообщество убийц, дитя мое, — ответил Девлин и обнял ее здоровой рукой.
Эпилог
Было всего шесть часов, когда серым дождливым утром Сьюзен Колдер вошла в ворота бедного католического кладбища Святого Иосифа в лондонском районе Хайгейт. Большая часть надгробий была исполнена в псевдоготическом стиле, свидетельствовавшем о некогда значительном земном благополучии покоившихся здесь. Однако теперь могилы заросли и кругом царил упадок.
На этот раз она была не в полицейской форме, а в черном платке плаще с синим поясом и кожаных сапожках. Она остановилась у дома кладбищенского смотрителя и увидела Девлина, выходящего из такси. Он был одет в свое обычное черное пальто, черную фетровую шляпу, правая рука — на черной перевязи. Девлин подошел к ней.
— Жаль, что я так поздно, — сказала она. — Везде пробки. Уже началось?
— Да, — он иронически улыбнулся. — Гарри это наверняка сумел бы оценить. Все как во второсортном фильме. И даже дождь, — сказал он, посмотрел на разбивавшиеся о землю крупные капли.
Шофера такси Девлин попросил подождать и вместе с Сьюзен направился по кладбищенской аллее.
— Не особенно впечатляющее кладбище, — сказала она.
— Ну где-то же его нужно было похоронить. — Здоровой рукой он достал сигарету и закурил. — Фергюсон и министерство внутренних дел считают, что вы заслуживаете награды за храбрость.
— Что, еще и орден? — Выражение брезгливости на ее лице было явно не наигранным. — Пусть оставят себе. Его нужно было остановить, но это не означает, что я сделала это с удовольствием.
— А они все равно решили наград не раздавать. Ведь тогда пришлось бы делать официальное заявление, а такого никак нельзя допустить. Да и Гарри хотел, чтобы все шишки посыпались на КГБ.
Они подошли к месту погребения и остановились под деревом. На церемонии присутствовали лишь двое гробовщиков, священник, молодая женщина в черном плаще и совсем юная девушка.
— Это и есть Татьяна Воронина? — спросила Сьюзен Колдер.
— Да, — подтвердил Девлин. — А девушка рядом — Моронк Финлей. Три женщины в жизни Гарри Кассена, которые собрались теперь, чтобы проводить его в последний путь. Та, которой он нанес смертельную обиду, когда она была еще ребенком, и та, которую он спас, несмотря на беды, которые ему это принесло. Невообразимо — Гарри в образе спасителя.
— И я, — сказала третья женщина. — Та, которая его казнила. И которая его совсем не знала…
Священник покропил на могилу и гроб и помахал кадилом. Моронк начала плакать. Когда священник начал заупокойную молитву, Таня не выдержала и обняла ее.
— Господи Иисусе Христе, Спаситель наш, прими слугу Твоего, за которого мы все возносим молитвы.