3
— Приглашение на Сан-Висенти мне прислала моя бывшая хозяйка. Я работала у нее много лет, и она всегда ко мне хорошо относилась.
Жулия Висенте Гонсалвес была настолько слаба, что лишь огромным усилием воли заставила себя говорить. То и дело переводя дух, заплетающимся языком рассказывала она свою историю.
— Раньше я и сама жила на Сонсенте, но мне всегда страшно хотелось вернуться на Сан-Николау. Я родилась там. Дочка с зятем постоянно звали меня к себе, чтоб вести хозяйство, ходить за внучатами. Вот я и приехала. Еды у нас было вдоволь, и ни в чем мы, слава богу, не нуждались. А потом началась засуха. Сперва умерли Антоне и Лела, потом умерла дочь. Зять ушел на паруснике матросом, и с тех пор о нем ни слуху, ни духу. Как-то заходит ко мне ньо Томас и говорит: «Поезжайте, Жула, на Сонсенте, да поскорей — ваша прежняя хозяйка, Арминда, будет вам рада-радешенька. Правительство хочет прислать за голодающими корабль, вот и воспользуйтесь случаем. Арминда сама назвала вашу фамилию в муниципалитете».
Парусник качало. Неспокойное, ощетинившееся гребнями волн море усиливало в людских сердцах тревогу и тоску. И когда под напором грозных валов мачты парусника жалобно скрипели, а матрос Шико Афонсо отпускал неизменные шуточки, изможденные люди совсем падали духом, еще угрюмее становились их лица.
— Эй, друзья, это море к вам обращается. Слышите, какой оно ведет разговор? Море совсем как человек. Оно то смеется, то рыдает, то словно хочет что-то сказать. А сейчас оно танцует самбу, ей-богу! Самбу, в которой есть такие слова: любовь в нашей жизни ведь только обман, ла-ла-ра, ла-ла! Вы не любите самбу? Вам больше по сердцу морны[4]? Ну, я так и думал. Сейчас Шико споет для вас одну славную морну.
Взяв свою шестиструнную гитару и глядя далеко в море, он запел. Он пел песни одну за другой, все они были сочинены народными зеленомысскими поэтами и композиторами, которых прозвали на Островах «трубадурами». Но из них один только ньо Эуженио[5] сумел глубоко прочувствовать и воплотить в своем творчестве трагедию зеленомысцев. Никому другому не дано было проникнуть в самое сердце креольского народа. Ни Белезе, ни Мошиньо до Монте. Приобретя кое-какой жизненный опыт, матрос именно в этот момент, такой тяжелый даже для закаленного в штормах бывалого морского волка, ощутил хватавшую за душу глубину морны Эуженио Тавареса.
Шико Афонсо прикрыл глаза, слова песни сами собой срывались с его губ, точно спелый плод с дерева.
Сидевшая в углу девушка поднялась и пересела поближе к нему, подпевая вполголоса.
— Что и говорить, парень, морны у ньо Эуженио и впрямь отличные.
— И они делаются еще лучше, когда их поет Шико.
Девушка слушала Шико Афонсо, и ей казалось, будто песне вторит и корабль, и в воображении ее возникали радужные картины предстоящей жизни на никогда не виденном ею острове Сан-Висенти. Как там, должно быть, хорошо, сколько впереди удовольствий! На вечеринках она будет до упаду танцевать морны, еды на острове, разумеется, до отвала, а парни все как на подбор красавцы. И в ней неожиданно ожила радость, как в былые времена. Ей вдруг захотелось расколоть кокосовый орех и выпить прохладный сок.
Внезапно прервав пение и прижимая гитару к груди, Шико сказал:
— Лучше всех на Островах Зеленого Мыса поет морны Мошиньо до Монте.
— Ничего подобного.
— Ну, тогда Белеза.
— Вот еще, вовсе нет.
«Бойкая девчонка», — подумал Шико Афонсо, хитро на нее поглядывая.
— А тебя как зовут?
— Нита Мендонса.
— Я тебя разыщу на Сан-Висенти.
— Послушай, что я тебе скажу. Лучше всех морны на Островах пела Салибания. Ты никогда не слышал?
— Нет. Я уже не застал ее в живых.
— Так вот, когда пела Салибания, люди плакали. Незадолго до смерти она совсем ослепла, бедняжка. Трудно поверить, но с виду Салибания больше походила на мужчину. Она была сложена как мужчина и лицом напоминала мужчину. И руки у нее были совсем мужские, а уж бранилась и дралась она, как заправский хулиган. Словом, мужик в юбке. Но стоило ей запеть морну — (тут Шико заметил, что у девушки на редкость белые зубы и голубые глаза), — ни Белеза, ни Мошиньо до Монте, никто на всем свете не мог с ней сравниться. Потом о самой Салибании сочинили морну, ты, наверное, ее знаешь. — И девушка попросила: — Спой, пожалуйста, морну «Час отплытия».
5
Имеется в виду знаменитый креольский поэт и композитор, сочинитель морн Эуженио Таварес (1887–1930).