Генрих Бёлль
Час ожидания
Хрантокс-Донат
Носильщик
Шофер
Кельнер
Анна
Голос Бруно
I
Тихий закуток перед окошком камеры хранения на большом вокзале. Время от времени сюда доносится приглушенный грохот составов, перестук колес, далекий голос диктора, объявляющего о прибытии или отправлении поездов, топот пассажиров. То и дело со скрипом отодвигается и задвигается заслонка окошечка камеры хранения.
Носильщик. Так я сдаю ваши чемоданы?
Хрантокс. Подождите.
Носильщик. Еще не решили?..
Хрантокс. Нет.
Носильщик. Ваш поезд отходит в тринадцать девять, через час с небольшим. Придется ждать, никуда не денешься.
Хрантокс. Я не предполагал, что здесь будет пересадка. Я поехал бы другим поездом. Вот ведь какая неприятность!
Носильщик. Зря огорчаетесь. До Афин не меньше трех суток, а тут всего час ожидания.
Хрантокс. Да дело не в этом часе, а в этом городе.
Носильщик. А вы осмотрите его. В нашем городе есть на что посмотреть: и старинные развалины, и новые здания, и церкви, и памятники, да и люди у нас славные... Даже обидно, право слово (устало), а меня теперь нелегко обидеть.
Хрантокс. Я знаю этот город.
Носильщик. Вы здесь бывали?
Хрантокс. Жил.
Носильщик. И долго?
Хрантокс. Семнадцать лет.
Носильщик. Да что вы!
Хрантокс. Я жил здесь семнадцать лет. Вы что, мне не верите?
Носильщик. Да нет, я вам верю. Но как-то уж больно неправдоподобно. Семнадцать лет — это не шутка, а вам... (прикидывает) больше... больше сорока никак не дашь.
Хрантокс. Почти угадали — мне сорок три. А почему бы я не мог прожить тут семнадцать лет?
Носильщик. У вас вид иностранца.
Хрантокс. Я и есть иностранец.
Носильщик. Вы чисто говорите по-немецки, и даже, я бы сказал... в общем...
Хрантокс. Что в общем?
Носильщик. Я хочу сказать, что говорите вы вроде как на нашем диалекте, но это, видно, мне только кажется.
Хрантокс. А может, и не кажется.
Носильщик. Ну так как, будете сдавать вещи или подождете на перроне?
Хрантокс. Охотнее всего я бы сел в первый попавшийся поезд, доехал до следующей станции и там бы ждал поезда на Афины.
Носильщик. У вас с нашим городом связаны такие дурные воспоминания?
Хрантокс. И дурные и хорошие.
Носильщик. Так думайте о хорошем.
Хрантокс (помолчав). Сейчас одиннадцать пятьдесят семь. Поезд в тринадцать девять. Ждать, значит, больше часа. (Чуть потеплевшим голосом.) Война здесь была?
Носильщик. Да. Двенадцать лет назад она кончилась. Последняя война. (Устало.) Они у меня все перепутались в голове.
Хрантокс. Я жил в такой дали, что знаю обо всем этом только понаслышке... бомбежки... голод... смерть... убийства... Здесь много было разрушено?
Носильщик. Дай бог... Но сейчас вы даже и следов не увидите. Вы на какой улице жили?
Хрантокс. На Софиенштрассе.
Носильщик. О, квартал богачей! Он мало пострадал. Возле Софиенпарка? Да?
Хрантокс. Парк еще существует?
Носильщик. Конечно, его даже расширили.
Хрантокс. Кафе и танцевальная площадка?..
Носильщик. Да... Может, хотите посмотреть? (Хрантокс молчит, и носильщик продолжает после небольшой паузы.) Вот уже двенадцать лет прошло, как кончилась война, а длилась она шесть лет. Вы говорите, что жили у нас семнадцать лет. Когда же это было?
Хрантокс. Я тут родился.
Носильщик. А, понятно, вы эмигрировали?
Хрантокс. Да.
Носильщик. Вы... еврей?
Хрантокс. Нет.
Носильщик. Тогда, значит... политика?
Хрантокс. Тоже нет.
Носильщик. Тогда... извините... Но почему же вы уехали?
Хрантокс. Я иногда и сам себя спрашиваю: почему? Столько всего навалилось... Может быть, из-за одной девушки.
Носильщик. Несчастная любовь?
Хрантокс. Да нет. (Помолчав.) Вы не понимаете?
Носильщик. Нет. Раз вы родились на Софиенштрассе, значит, ваш отец был человек состоятельный...
Хрантокс. Да, мой отец был богат.
Носильщик. Многие уезжают потому, что их отцы бедны.
Хрантокс. Верно, но мой был богат.
Носильщик. Тогда я ничего не понимаю.
Хрантокс. В то время мне все казалось абсолютно ясным, но теперь я не могу в точности припомнить, почему же я все-таки уехал... Наверное, просто захотелось уехать. Во всяком случае, какая-то причина, безусловно, была. Это произошло одним летним вечером... А может, просто захотелось уехать.
Носильщик. Но вы же сказали что-то о девушке?
Хрантокс. О девушке и о деньгах... Или о деньгах я не говорил? Я ведь взял с собой деньги.
Носильщик. Много?
Хрантокс. Да нет, не очень.
Носильщик. А она?
Хрантокс. Она любила меня. А я любил ее. Мой отец был богатый человек, и ее отец тоже.
Носильщик. Так... Так...
Хрантокс. Она была очень красивая, и я тоже был не урод.
Носильщик. Так, так... И вы вдруг уехали?
Хрантокс. Вдруг... И не из-за девушки, и не из-за денег...
Носильщик. А из-за чего?
Хрантокс. Да, знаете, все как-то сошлось одно к одному. Девушка, моя мать, летний вечер... (Устало, почти раздраженно.) Какого черта вы задаете мне вопросы, а я вам отвечаю? То, что я вам рассказываю, я никому никогда не рассказывал. Сколько вам платят за час?
Носильщик. Почасовая оплата зависит от того, что надо делать. Если работа тяжелая, то больше, если легкая, то меньше.
Хрантокс. Эта — легкая?
Носильщик. Не знаю. Во всяком случае, не очень трудная и интересная.
Хрантокс. Так. (Смеется.) Сколько же вы возьмете за час?
Носильщик. Пять марок — не слишком дорого?
Хрантокс. Нет. Значит, договорились. Вы курите?
Носильщик. Курю.
Хрантокс. Возьмите. (Протягивает пачку сигарет, зажигает спичку.)
Носильщик. Какие чудные сигареты... А ничего! Америка?
Хрантокс. Да. Южная.
Носильщик. Вы там живете?
Хрантокс. Последние десять лет.
Носильщик. Неужели там не чувствовалось войны? Ни в чем?
Хрантокс. Ни в чем. Только слышал о ней. Иногда читал какие-то сводки в газете. Впрочем, мало. Голод... бомбежки... убийства... Там в одном деревенском трактире висела карта Европы, правда совсем маленькая; трактирщик втыкал в нее флажки, передвигал их, но делал это весьма приблизительно — ошибиться на двести километров было для него сущим пустяком. На этой карте точка Варшавы была рядом с точками Москвы, Праги, Вены и Будапешта. Все эти города лепились друг к дружке, но все же было наглядно видно, что война распространяется, как эпидемия. Только эпидемия эта свирепствовала далеко-далеко... Нам она была не страшна. Вот быки — это да! Это было куда важнее. Цены на рогатый скот росли, даже кукуруза стала что-то стоить. Ведь до войны на нее не было никакого спроса, да что кукуруза, и кожа и солома — все приносило доллары.