Сережа молча вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
— Я рад, что ваш кабинет не прослушивается, — сказал прокуратор. — Не надо включать магнитофон.
— А откуда… — начал Добродеев, но осекся. Он хотел спросить, откуда гостю известно, что кабинет не прослушивается, но был остановлен новым пронзительным взглядом собеседника.
— Мне необходимо побеседовать с самим господином Грековым, — тихим голосом, но повелительным тоном продолжал прокуратор.
— С Сергеем Федоровичем? — удивился Добродеев. — Но вы ведь знаете, что произошло. Его нельзя беспокоить.
— Можно. И нужно, — сказал прокуратор, и в его голосе впервые за время разговора промелькнули типично гипнотизерские нотки. Так гипнотизер говорит подопытному: «Вас ничто не беспокоит. Вы ни о чем не думаете. Вы ничего не чувствуете. Ваше тело полностью расслаблено. Сейчас вы уснете». Но затем голос прокуратора снова стал обычным, вкрадчивым и приглушенным. — Есть вещи, которые мы можем сказать только ему. Желательно здесь, в этом кабинете.
— Да, конечно, — снова сказал Добродеев и поднял трубку внутреннего телефона.
Дело происходило на вилле Грекова в поселке Серебряный Ручей, где обитатели самые богатые люди города. Если в Каштановке были сосредоточены особняки миллионеров, и стояли они поблизости друг от друга, причем многие участки не имели даже заборов, то в Серебряном Ручье находились виллы миллиардеров с крытыми бассейнами, оранжевыми соляриями, отдельными зданиями для охраны и прислуги, несколькими линиями обороны от незваных гостей и внутренними системами связи.
— Сергей Федорович, — сказал Добродеев в трубку. — Ко мне пришли два человека со сведениями о преступнике. То, что они рассказывали, показалось мне важным и убедительным. Но главное они соглашаются сказать только вам лично… Да, именно сейчас…
— Только сейчас, — поправил прокуратор.
— Только сейчас… Да… Нет, они хотят разговаривать в моем кабинете… Да, только сейчас… Хорошо.
Все оказалось достаточно просто. Через несколько минут в кабинет начальника своей охраны вошел Греков.
Внешне он казался человеком мягким, но здороваясь с ним, прокуратор подумал: «Крепкий орешек. Однако не крепче меня».
— Оставьте нас одних, — сказал прокуратор Добродееву.
Греков мог бы возразить, сказав что-нибудь, вроде: «С какой стати вы распоряжаетесь в моем доме?!» Но он промолчал и только кивнул в ответ на вопросительный взгляд начальника охраны.
— Итак? — спросил Греков, когда Добродеев вышел за дверь.
— Главное — спокойствие, — произнес прокуратор гипнотическим голосом.
Греков и так сохранял абсолютное спокойствие. Он был мягким человеком, но сильной личностью. Но прокуратор снова и снова повторял:
— Спокойствие. Полное спокойствие. Вы абсолютно спокойны. Вас ничто не тревожит. Вам ничего Не хочется. Только спать. Спать. Спать. Спать, И видеть сны. Сны. Сны! Я ваш сон!
Гордий обошел стол и встал за спиной Грекова, который бессильно откинулся в кресле, но из последних сил пытался бороться с наваждением.
Прокуратор обладал исключительной гипнотической силой, но лишь по отношению к людям определенного рода — ментально открытым, восприимчивым к внешнему воздействию через подсознание. Таким оказался Добродеев, и это обрадовало прокуратора. Но Греков принадлежал к другому роду людей.
Прокуратор сконцентрировал всю свою силу в единый мощный сигнал. Гордий, встав позади Грекова и приблизив свои ладони к его голове, помогал учителю снять ментальную защиту.
Если бы кто-нибудь вошел в этот момент в кабинет Добродеева, то акция, безусловно, сорвалась бы. Но никто не входил.
Противостоять двум сильным гипнотизерам Греков не мог. Он уснул. Но полностью открыть его сознание для своих команд прокуратор так и не сумел.
— Вы слышите меня?
— Нет, — в полном противоречии с логикой пробормотал Греков.
— Вы понимаете, что это сон?
— Да.
— Это вещий сон. Это вещий сон! Вы слышите меня?
На этот раз Греков ответил так, как нужно: