— Думаешь, до этого дойдет?
— А что, очень может быть. Мы ведь кто? «Вредная языческая секта, чуждая историческим традициям российского народа и враждебная христианским ценностям». Цитирую по памяти, так что за точность не ручаюсь.
— Его преосвященство?
— Разумеется. Воскресная телепроповедь. Предостережение молодым, дабы боялись лживых обольстителей.
— А что, скажешь, ты не обольститель?
— Я не лживый.
— Не доказано, поскольку недоказуемо. Как и само бытие Божие вместе с мистической силой Солнца. Итак, ты думаешь, кто-то хочет нас подставить?
— Очень похоже на то.
— Кто? Инквизиторы?
— Разве у нас мало недругов?
— Однако насилие по отношению к нам применяли пока только они. Остальные до сих пор обходились словами.
— Я знаю твое отношение к инквизиторам. Я их тоже не люблю. И все-таки что не доказано, то не факт. Кстати, твои слова.
— Мои. Я согласен — давай отвлечемся от инквизиторов. И вообще от недругов. Ты не допускаешь, что это все-таки кто-то из наших? Ведь может же человек взять и сойти с ума. И не только на почве языческих заблуждений.
— Все может быть. Но подстава все же вероятнее. И это грозит нам большими неприятностями.
— Какими именно?
— Принимая во внимание, что большинству населения на религию наплевать, а доказательств человеческих жертвоприношений нет и быть не может… Думаю, массовых наездов не будет. Уже который год кричат: «Бей сектантов!», а народ — ноль внимания. Вот если кто-то сфабрикует улики…
— Разве толпе нужны улики?
— Толпу еще надо собрать. Нет, в Варфоломеевскую ночь я не верю. Россия постиндустриальной эпохи для этого неподходящее место. Но возможны неприятные вылазки одиночек и мелких агрессивных групп. И органы нас будут трясти наверняка. И очень возможно, что нашу церковь попытаются под этим соусом ликвидировать. А преуспеть в таком деле ничего не стоит, если постараться. Это только фанатики с оловянными глазами могут стоять стеной против любых гонений. А у нас глаза обыкновенные, живые.
— Да, кстати, насчет того, кто может стоять стеной против чего угодно. В городе появился тен-тай.
— Я уже слышал, но зачем он тут появился, известно одному только небу.
18
— Первая задача — отвлечь внимание. Знаешь, как делает фокусник. Ловкость рук, и никакого мошенничества.
Ученик тен-тая Костя Данилов небрежно махнул рукой перед глазами Лены Зверевой, и её взгляд метнулся вслед за кончиками его пальцев.
Пока Лена остолбенело смотрела на внезапно опустевшее пространство перед собой, Костин голос раздался из-за ее спины:
— Вот примерно так. Надеюсь, ты понимаешь, что пока ты пялилась на стену, я мог сделать с тобой все, что угодно.
Вздрогнув, Лена резко обернулась, Костя сидел в кресле с качающейся ножкой, закинув ногу за ногу.
— А меня научишь? — не скрывая изумления, спросила она.
— Рад бы, но есть проблемы. Обучение само по себе мало чего стоит. Я могу научить тебя многим приемам, и при достаточном усердии ты сравняешься по силе и возможности со средним каратистом. Если какой-нибудь насильник нападет на тебя в подъезде, ты от него отобьешься. Но это не будет тентай-де.
— Почему?
— Потому что приемы в тентай-де второстепенны. Главное — особая сила, которая позволяет телу двигаться во много раз быстрее, чем обычно. Эту силу можно развивать, но у каждого человека есть свой предел, выше которого ему не подняться. Я прошел тридцать шесть стадий обучения из сорока девяти, но еще не знаю, дойду ли до последней стадии и заслужу ли посвящение.
— И долго нужно этому учиться?
— Если отдать обучению все свое время без остатка, то хватит сорока девяти дней. Но обычно так не бывает. Я уже десятый месяц хожу в учениках. Слишком много дел. Да и характер у меня…
— Что характер?
— Как бы тебе объяснить. Помнишь ту ночь, когда мы познакомились? Я тогда очень эффектно побил твоих приятелей. Так вот, настоящий опытный тен-тай никогда бы этого не сделал.