— И мои, — добавил Короленко. Костя молча пожал плечами. Он был занят важным делом — сортировал захваченное оружие.
— Интересно, а где же ты был? — не удержался от вопроса Короленко.
— Вы хотите узнать слишком много, приложив к этому слишком мало усилий, — ответил Костя.
— А ежели я тебя прямо спрошу: кто поубивал этих девчонок в лесу, ежели не ты?
— Последнее предположение некорректно в принципе. Тен-таи никого не убивают, нам это запрещено. Но если вас интересует мое мнение, то убийцу надо искать среди тех, кто ждет вас внизу. Там есть парочка неплохих гипнотизеров, и без них в этом деле не обошлось.
— Ну, конечно! — воскликнул вдруг Греков, — Гипнотизеры. Те двое, которые приходили ко мне еще до похорон Снежаны. Главный террорист — один из них. А я все не мог понять, где видел его раньше.
— А второй? — спросил Костя. — Второго вы сегодня видели?
— Второй? Дайте вспомнить…
Вдруг лицо Грекова исказилось, он закрыл глаза и несколько раз несильно стукнулся затылком о стену.
— Второй и есть убийца, — пробормотал он глухим, непохожим на свой, голосом. — Я вспомнил. Я узнал его еще тогда. Они пришли, чтобы заставить меня устроить этот праздник. И заставили. Но я узнал его. А потом забыл. Забыл. Но сейчас вспомнил снова… Нет, я не видел его сегодня, среди террористов его не было.
— Значит, он либо на подхвате у Зарокова, либо где-то рядом с отелем. Например, вон в той толпе, — Костя махнул рукой в направлении окна, за которьм далеко внизу, оттесненная к краю площади группами оцепления, стояла толпа любопытных.
Короленко и Голубев обратили внимание только на первую часть Костиной фразы и одновременно произнесли с немалой долей удивления:
— У Зарокова?!
— Конечно. Зароков — лидер ордена инквизиторов. Летние убийства не всех убедили в существовании ордена и его силе — вот он и решил устроить Демонстрацию.
— А те убийства — действительно их рук дело? — поинтересовался Голубев.
— Не все. Зароков любит приписывать себе чужую славу, но организацию он сколотил не слабую. И если его не остановить, то дальше дела пойдут такие, что наше сегодняшнее приключение покажется детской игрой.
Яна Ружевич, которая молча сидела на полу у стены, перебирая пряди волос молодой грековской жены, положившей голову к ней на колени, вдруг промолвила, ни к кому, собственно, не обращаясь:
— А Уклюжий сейчас с кем-то трахается и в ус себе не дует…
— У Уклюжего нет усов, — возразил Данилов. — А тебя Коваль, кажется, предупреждал. Не послушалась его — пеняй на себя.
— Так что же, получается, все знали? — нервно спросил Короленко.
— Все, что мы знали, было передано Добродееву. Поздно, согласен. Но без конкретных сведений нас бы никто и слушать не стал. А такие сведения у нас появились за несколько минут до начала праздника.
— Вот за что я не люблю вас, пинкертонов — так это за манеру строить из себя самых крутых, — сказал Короленко. — Если у вас были подозрения, хоть сто раз неконкретные, надо было сразу сообщить о них нам, милиции. А не самим тут боевик устраивать. И не с Добродеевым болтать, тем более, что эти террористы давно его купили и продали.
— Да, — с сожалением согласился Греков. — Добродеев, похоже, работает на них.
— Или они его обработали, — заметил Данилов. — Гипноз — серьезная штука. Очень серьезная.
48
— Это он! Я его узнал!
Художник Денис Арцеулов добежал до милицейского оцепления в рекордно короткий срок — он даже не думал, что может так быстро бегать. И теперь он, с трудом переводя дыхание, бессвязно излагал свое открытие двум омоновцам, которые никак не могли понять, чего хочет от них этот запыхавшийся человек.
— М-аньяк… Санта-Клаус… Он только что увез отсюда девушку. На черных «Жигулях».
Омоновцам не было никакого дела до маньяка. Они замерзли, устали и хотели только одного — чтобы закончилась, наконец, эта заварушка в отеле и их распустили по домам.