Отец Прах и Мать Пыль оценивающе разглядывали Лорда-Мудреца – так же, как кого-либо другого, а он спокойно взирал на них, не пытаясь очаровать улыбкой, короче говоря, вел себя вполне достойно. К счастью, эти старики сохранили ясность разума – что имело место далеко не всегда, поскольку для этого поста не требовалось ничего, кроме как быть старше всех в поселке.
Мать Пыль и Отец Прах некоторое время перешептывались, отнюдь не обсуждая возможность отказать в гостеприимстве. Скорее всего, так они символически демонстрировали свою независимость от Лучезарных, мэра и всех прочих.
С другой стороны, вполне возможно, что они действительно что-то обсуждали. Предложить гостеприимство Рашиду и Стек практически означало официально приравнять их к тоберам; так что такое решение было достаточно серьезным, и на моей памяти подобная честь была оказана лишь однажды – губернатору Ниому из Фелисса. Более того, Прах и Пыль вовсе не стремились снискать чье-либо расположение – им оставалось уже немного времени до того, как они окажутся в объятиях богов, и любые мирские блага давно утратили для них свой блеск.
По крайней мере, так нас учили. И поскольку Отца Праха и Мать Пыль учили тому же самому девяносто с лишним лет назад, они верили в свою собственную непогрешимость.
– Что ж, – свистящим голосом произнесла Мать Пыль. – Мы принимаем вас. Добро пожаловать.
– Вас обоих, – добавил Отец.
Стоявшая рядом со мной на коленях Каппи вздрогнула. Я подумал о причинах ее беспокойства, вызванных то ли возможностью Рашида участвовать в церемонии нашего Дня Предназначения, то ли официальным признанием Стек на земле тоберов. Гостеприимство Отца Праха и Матери Пыли обладало законной силой, аннулировавшей решение Совета о ее изгнании двадцать лет назад, – ссылка моей матери закончилась. И гостеприимство это было завоевано не с помощью лжи – Прах и Пыль наверняка знали, кто такая на самом деле Стек. Я не мог вспомнить, присутствовали ли они на ночном собрании Совета, но Теггери никогда не обратился бы к ним, не будучи уверенным, что им известны все факты. Наш мэр, конечно, считал себя умнее всех, но есть правила, которые никому не дозволено нарушать.
– Что сделано – то сделано, – сказал я Каппи, – а они знают, что делают.
– Иногда никто не знает, что они делают.
Она вскочила на ноги, настолько быстро, что несколько мгновений возвышалась над всеми, – жители поселка еще продолжали стоять на коленях.
Глава 11
НОВОЕ ИМЯ ДЛЯ СТЕК
Мэр Теггери распустил собрание, и началась общая суматоха – некоторые пытались протолкнуться через толпу, торопясь домой, но большинство остались, чтобы поделиться с соседями или друзьями впечатлениями о Лорде-Мудреце. Впрочем, все разговоры сводились к одному: «Лучезарный у нас в поселке… ну-ну, посмотрим!», но каждый считал своим долгом хоть как-то по этому поводу высказаться. Люди, услышавшие удивительную новость, порой похожи на волков, метящих территорию, – им нужно обязательно на нее помочиться, чтобы доказать, что она принадлежит именно им.
С того места, где я стоял вместе с семьей Каппи, мне не было видно Зефрама и Ваггерта, но я предполагал, что сейчас мой приемный отец также обсуждает нашего выдающегося гостя. Рано или поздно они найдут меня, и мне вовсе не хотелось, чтобы Стек узнала, что у меня есть сын.
– Олимбарг, – прошептал я сестре Каппи, которая следовала за мной по пятам, изображая полнейшее безразличие. – Можешь оказать мне услугу?
– Нет, – безразличным тоном ответила она.
– Можешь передать Зефраму, чтобы они с Ваггертом шли домой без меня? У меня еще есть кое-какие дела.
– Какие еще дела? Полапать мою сестру?
– Только не устраивай сцен ревности. Ты же можешь быть прекрасной девочкой, когда не ревнуешь.
Это было правдой – вот только я никогда не видел, чтобы она могла сдерживать свою ревность дольше минуты.
– Кто тут ревнует?
Высокомерно взглянув на меня, Олимбарг затем направилась к Зефраму, чтобы передать ему мои слова, при этом она вульгарно виляла бедрами. Не знаю, с какой целью она вела себя так, но, в конце концов, ей было всего четырнадцать и, возможно, она сама не знала, чего хотела.
Мне потребовалось секунд десять, чтобы оторвать взгляд от Олимбарг – не потому, что я испытывал какие-либо чувства к этой девчонке, просто мне не хотелось возвращаться к Каппи и ее семейству. Если Каппи хотела поговорить со мной прямо сейчас, какая из моих частей была готова к подобному разговору? Та, которой нравились очертания ее грудей под рубашкой, или та, которая постоянно лгала и искала любую возможность, чтобы избежать встречи с ней?
Наконец я глубоко вздохнул и повернулся со словами:
– Ладно, если хочешь поговорить, давай…
Каппи не было. Далеко впереди я заметил ее отца, который поспешно уводил ее прочь, а остальная родня все так же толпилась вокруг них, стараясь скрыть от посторонних взглядов ее волосы и одежду. Не знаю, почему она не сопротивлялась – возможно, у нее не выдержали нервы и она вдруг почувствовала себя не готовой к серьезному разговору.
Глядя ей вслед, я краем глаза заметил Дорр, внучку Хакура, которая смотрела на меня. Видимо, она услышала мой голос, когда я обратился к пустому месту. Девушка сосредоточенно разглядывала меня, будто могла читать мои мысли и знала все про наши с Каппи отношения. Мне стало не по себе. Дорр всегда была ко мне неравнодушна, хотя и старалась этого не показывать. Когда я был четырнадцатилетним мальчиком, а она – девятнадцатилетней девушкой, я порой замечал, как она прячется в кустах возле дома, где я жил с Зефрамом, наблюдая за мной. Тогда мне льстило, что мною интересуется особа женского пола старше меня, но позже при мысли о подобном меня стало бросать в дрожь.
Я повернулся к Дорр, чтобы она не решила, будто ее присутствие может меня смутить.
– Ну и что ты думаешь об этом Лучезарном? – спросил я.
Она лишь пожала плечами и отвернулась. Внучка служителя не отличалась разговорчивостью, особенно на публике.
Площадь постепенно опустела – народ расходился по домам, чтобы заняться последними приготовлениями к празднику: до полудня, когда явятся Господин Ворон и Госпожа Чайка, чтобы забрать детей, ничего больше не планировалось. Кое-кто, однако, все же остался на площади – дети, подростки и прочие, у кого не было неотложных дел, обступили Лучезарного.
– Ты когда-нибудь сражался с демоном?
– Ты на самом деле умеешь летать верхом на молнии?
– Как долго надо учиться, чтобы стать Лордом-Мудрецом?
Вопросы сыпались один за другим; я и сам охотно спросил бы о чем-нибудь подобном, если бы не боязнь выглядеть неловко. Вероятно, у Рашида внутри все переворачивалось, примерно так же, как у тоберов на расспросы о мужских-женских метаморфозах. Однако он все же старался уделить внимание каждому и, усевшись на ступени, отвечал на те вопросы, которые ему удавалось расслышать. Да, он сражался с демонами, хотя предпочитал называть их «инопланетянами», и они вовсе не такие уж страшные, как о них рассказывают…
Когда я наконец посмотрел вверх, Стек на ступенях Совета уже не было.
Возможно, она вернулась в здание. Вряд ли кто-то узнал ее двадцать лет спустя – как я уже говорил, она выглядела как самая обычная женщина и внешне ничем не напоминала прежнюю обитательницу Тобер-Коува, – но, может быть, она считала, что безопаснее держаться подальше от чужих взглядов.
Я тихо отошел от собравшейся вокруг Рашида толпы и, обойдя здание, оказался перед боковой дверью.
Не спрашивайте меня, почему мне хотелось знать, где сейчас Стек. Если бы она вдруг появилась передо мной, я бы даже не знал, что ей сказать. Как разговаривать с собственной матерью, если она совершенно не похожа на твою мать? Для меня мать все еще была утопленницей, всплывшей среди камышей на Мать-Озере, женщиной, которая, возможно, была лишь иллюзией, но мысли о ней порой спасали меня в детстве от чувства одиночества. Я молился о моей утонувшей матери, я видел ее во сне, иногда одевался так, как могла бы одеваться она, и укладывал волосы в ее воображаемой манере. Эта выдуманная женщина была моей матерью, даже притом что в действительности ее никогда не существовало, в отличие от Стек – существа без пола, произведшего меня на свет.