Старик не ответил, так что мне тоже пришлось промолчать. К моему удивлению, заговорила обычно молчаливая Дорр.
– Душа Боннаккута – словно дитя в утробе, – сказала она почти шепотом. – Она не хочет покидать его уютную телесную оболочку. Но тело не может больше видеть, слышать и чувствовать. И потому душа чувствует себя отрезанной от мира и одинокой. Она ищет посмертную жену.
– Посмертную жену, – повторил Рашид. – А мне нравится название! И что все это означает?
– Когда мы рождаемся, каждый из нас – и мужчина, и женщина, оба в одном. В День Предназначения мужская или женская половина нашей души вновь возвращается в мир богов. За исключением тех, кто сохраняет обе свои половины.
Взгляд ее был устремлен на Стек. Значит, она знала, что Стек – нейт, и Хакур точно так же не умел хранить тайны от своих родных, как и Вайгон. Я сомневался в том, что он действительно поделился секретом со своей внучкой, но вполне мог представить, как старик мечет громы и молнии по поводу присутствия нейт в поселке. И служитель вполне мог это делать в присутствии Дорр, воспринимая ее не более, чем стол или стул.
– Умерший мужчина тоскует по своей посмертной жене, точно так же как и мертвая женщина тоскует по своему посмертному мужу, – все так же шепотом продолжала Дорр. – Половинка души снова хочет стать целой. Если бы я сейчас дотронулась до Боннаккута, он заключил бы мою душу в объятия, словно любовник, и запер меня внутри себя, в вечной тьме. Мы бы вместе лежали внутри разлагающегося трупа, лихорадочно совокупляясь до конца времен, в тщетной попытке соединиться в одно целое.
Она посмотрела на меня. Глаза ее блестели. Возможно, в них угадывалось желание… Но я сказал себе, что Дорр лишь пытается заманить меня в свои сети.
– Значит, мужчинам следует избегать прикосновения к женским трупам, и наоборот. Очень интересно. – Рашид потянулся к карману на поясе, где лежал его блокнот, явно намереваясь его извлечь. – И теперь вы собираетесь совершить ритуал, который сделает труп безопасным?
– Мой дед выманит Боннаккута из его тела, предложив ему подходящую посмертную жену – одну из богинь.
– Богиню? В самом деле?
Я чувствовал, что лорд с трудом пытается сохранить серьезный вид.
– Боги – высшие существа, – ответила Дорр. – Они могут иметь сколько угодно мужей и жен. Взять, например, Госпожу Листву. – Девушка обвела рукой окружавший нас лес. – Госпожа Листва питает эти деревья, и леса вокруг, и все леса на Земле, и все леса на всех планетах до края Стеклянной сферы. Если она выберет Боннаккута, у нее в изобилии хватит возможностей для того, чтобы стать его женой навсегда и женой для любого другого, кого она сочтет подходящим. Думаешь, хоть кто-то из мужчин смог когда-либо в ней разочароваться? Она прекрасна и милосердна – хотя, возможно, и не слишком умна, но первому воину будет хорошо с ней – если она его примет.
– А какие еще есть богини, если… э-э… Госпожа Листва сочтет, что Боннаккут ее не устраивает?
– Госпожа Вода, Госпожа Ночь…
– Госпожа Нужда, – подсказала Стек.
– Кто такая Госпожа Нужда?
– Не все боги тоберов воплощают в себе счастье и природу, – ответила Стек. – Госпожа Нужда – воплощение нищеты. Голода. Отчаяния. Обычно ее изображают в виде скелета, который незаметно подкрадывается по ночам к твоему дому.
– И она тоже может быть посмертной женой?
– Если больше никто тебя не возьмет. У большинства других богов есть свои предпочтения – не могу себе представить, чтобы Госпожа Листва захотела иметь дело с таким дерьмом, как Боннаккут. Но Госпожа Нужда затащит к себе в постель почти кого угодно. Так же как и Господин Недуг.
Стек улыбнулась мне. Я мрачно посмотрел на нее в ответ.
– Весьма изящная система, – снисходительно заметил Рашид. – Очевидно, для плохих людей загробная жизнь с Госпожой Нуждой или Господином Недугом оборачивается адом, в то время как хорошие блаженствуют с другими богами. А поскольку у вас множество добрых богов, каждый может найти себе что-либо по вкусу. Дровосек может быть счастлив с Госпожой Листвой, моряк – с Госпожой Водой…
– Ты все путаешь! – прошипел Хакур. – Выбирают боги, а не смертные. Даже сейчас, возможно, у нас за спиной стоит десяток богинь, обсуждая, кто из них возьмет Боннаккута себе в мужья.
Дорр искоса посмотрела на меня – мы оба сомневались, что желающих окажется много.
– Откуда мы можем знать, кто из богов сейчас рядом? – спросил Лучезарный.
– Мы не знаем! – огрызнулся старик. – Это нас не касается! Нам нужно лишь убедить Боннаккута покинуть свое тело. Если он даже одним глазом выглянет наружу, он увидит богиню, которая его выбрала, и они полюбят друг друга с первого взгляда.
– Даже если это Госпожа Нужда?
– Она тоже богиня, – заметила Дорр. – Ее красота велика и ужасна, и она увлечет Боннаккута за собой, словно на веревке. Если она – лучшая жена для него среди всех прочих, желание переполнит его, едва он увидит белоснежную чистоту ее костей.
Стек закашлялась. Даже Хакур предпочел не смотреть на свою внучку еще несколько минут.
Последний ритуал не предназначен для посторонних глаз. Всех обычно отсылают прочь, когда служитель Патриарха сватает душу умершего, но старик настаивал на моем присутствии в качестве его ученика, и вскоре стало ясно, что Рашид не собирается оставлять нас наедине с мертвецом. Хакур попытался было избавиться от Стек, но она лишь рассмеялась. Дорр была единственной, кому он мог приказать убраться, но он не сказал ей ни слова. В итоге мы все стояли вокруг, когда он открыл Суму Патриарха – вышитый мешок – и начал доставать оттуда необходимые для ритуала предметы: золотую булавку, зеркальце для бритья Древних, маленький бурдюк…
– Для чего все это? – спросил Лучезарный. Хакур воткнул булавку в руку Боннаккута.
– Первым делом, – сказал он, – нужно проверить, действительно ли он мертв.
Рашид показал на рану на горле.
– Разве это не очевидно?
– Так положено, – прошипел старик. Приложив горлышко бурдюка к уху Боннаккута, он с силой сжал его. Оттуда ударила струя прозрачной жидкости, которая отразилась от барабанной перепонки и выплеснулась на землю. – Это просто вода, – сказал он, предупреждая очередной вопрос. – Но если человек не реагирует на нее, весьма вероятно, что он уже ни на что не реагирует.
Лорд повернулся к Стек.
– Как тебе нравится эта народная мудрость?
– То же самое можно найти в любом медицинском тексте Древних, – ответила она.
– Но когда подобное происходит посреди леса, это как-то странно. Должен заметить, что…
Он замолчал и посмотрел в сторону поселка. Я уже слышал звук бегущих к нам ног и шорох листьев, когда кто-то отбросил в сторону преграждавшую путь ветку. Мгновение спустя на тропинку ворвались остатки Гильдии воинов; все трое тяжело дышали.
Я всегда воспринимал Кайоми, Стэллора и Минца как тупых придурков, свору тявкающих терьеров при хозяине-Боннаккуте. Каким-то образом я умудрялся забывать, насколько внушительно они выглядят при встрече лицом к лицу. О том, насколько мускулист и проворен Кайоми. О том, что бочкообразная грудная клетка Стэллора находилась на уровне моей головы. О том, что Минц вряд ли прекратит избивать кого-либо лишь из-за того, что противник (или жертва) потерял сознание. Наши трое воинов, конечно, все же отличались в лучшую сторону от убийц и насильников с Юга, которых им приходилось выслеживать, но… все они смеялись надо мной и называли меня слабаком только за то, что я играл на скрипке.
– Убирайтесь отсюда, – огрызнулся Хакур. – Я провожу последний ритуал.
– Вот как? – Минц продолжал наступать, а остальные двое вплотную следовали за ним. – Люди говорят, будто Боннаккут…
Он замолчал, глядя на труп первого воина. Стэллор и Кайоми встали рядом, образовав что-то вроде стены из мускулов. Поскольку я сидел на корточках рядом с мертвецом, воины возвышались надо мной, словно деревья.
– Кто это сделал? – спросил Кайоми.
Почему-то мне показалось, что вопрос предназначался мне, хотя в мою сторону он даже не смотрел.
– У нас пока еще нет подозреваемых, – ответил Рашид. – Я едва успел начать расследование.