Выбрать главу

Шло время. Мальчик рос коварным и хитрым. Он научился добиваться расположения у взрослых, которыми легче было манипулировать, чем детьми. Лита не раз рассказывала нам, как ловко он умел выпрашивать что-либо у взрослых женщин. Всегда наготове была история о том, насколько он обездолен, так как никогда не познает радостей женственности. И они ему верили – наивные! Особенно в свете того, как он относился к женщинам впоследствии. Но следует понять, что никто не привык общаться с подобными детьми.

Мне трудно представить, что это значит – иметь одну, единую душу. Когда ты просто одна личность, все, что происходит в твоей жизни, может произойти только с тобой непосредственно. Для большинства из нас… например, когда я была пятилетней девочкой, я решила, что не люблю овсянку. Не знаю почему – у детей порой бывают приступы упрямства, а затем это становится делом чести: ни одна ложка овсянки никогда больше не коснется моих губ! Я рассказывала Каппи какую-то запутанную сказку про пиратов, скрещивающих пшеницу с ядовитым плющом, в результате чего получался овес. Несомненно, я доводила Зефрама до бешенства, не говоря уже о том, что все это выглядело лишь упрямым нежеланием признать, что я устраиваю много шума из ничего.

Потом наступил летний солнцеворот, я стал мальчиком, и мое прежнее упрямство казалось мне чьей-то чужой проблемой. Моя настойчивость проявлялась в другом – именно тогда я начал пиликать на скрипке моей матери, – но при мысли о том, что я мог устраивать скандалы из-за овсянки, мне становилось смешно. Да, я помнил, что еще вчера это казалось мне крайне важным, но… просто мне рассказывает об этом моя женская половинка, а сам я в это по-настоящему не верю.

Так что я начал есть овсянку. А когда пришло время снова стать девочкой, все глупости уже давно закончились.

Понимаете, как это все происходит? Когда в тебе – две личности, некоторые из твоих особо острых углов сглаживаются. Ненависть, любовь, страхи… Страх моей мужской половинки перед каймановыми черепахами порой парализовал меня при одной мысли о том, что нужно спуститься к пристани, где я однажды видел, как черепаха укусила девочку. Но на следующий год я уже не боялась, мне вполне хватало смелости для того, чтобы приближаться к воде, и когда я снова обрел мужской пол, я мог воспользоваться своим женским опытом, зная, что можно спокойно сидеть на пристани. Лишь одна моя половина испытывала подлинный страх. Вторая могла с ним справляться… а первая могла у нее этому научиться.

Патриарх никогда не испытывал ничего подобного. Его страхи всегда были с ним, его обиды постоянно бурлили внутри него. Он походил на чайник, который никогда не снимают с плиты, или на скрипку, которая всегда играет одну и ту же мелодию, и единственная возможность хоть как-то бороться с собой – это играть все громче и громче.

Конечно, мать Патриарха прилагала усилия, чтобы познакомить его с женской культурой, к примеру, время от времени посылала его к жрице, чтобы та с ним поговорила. Это не помогло. «Он увидел всю лживость женских обычаев», – проповедовал Хакур. Это, вероятно, означало, что он чувствовал себя чужим в окружении девочек и становился помехой для всех, пока жрица не просила его уйти. Он никогда так и не научился женским ремеслам – приготовлению пищи, шитью и уходу за больными, ремеслам, направленным скорее на помощь другим, чем себе самому.

Но самым большим несчастьем в жизни Патриарха было то, что он никогда не рожал. Представляете, никогда не ощущать, что значит дать начало новой жизни, никогда не чувствовать тепла, исходящего от прильнувшего к груди маленького тельца!

Зефрам рассказывал, что на Юге множество хороших отцов, которые всегда были мужчинами, но относились к своим детям с любовью и обожанием. Надеюсь, это правда. И тем не менее внутренний голос подсказывает мне, что тоберы – другие. Каждый отец в поселке был также и матерью. Каждый отец знает, что это такое.

Взять, скажем, забияк из Гильдии воинов, даже Минца, самого злобного из всех. В свой последний женский год Минц не была образцовой матерью, но прилагала к этому все усилия. Она кормила своего сына грудью, меняла ему пеленки, пела ему колыбельные, когда тот не мог заснуть, и умоляла доктора вылечить младенца, когда у того началась простуда. Минц выбрал себе Предназначение мужчины, поскольку знал, что воспитателя потомства из него не получится, но все же заботился о своем сыне в меру своего понимания. В прошлом году по пути на болото я не раз встречал Минца и его дочь, собиравших лекарственные травы, – ей пришла в голову идея стать следующей целительницей после Горалин. И Минц, совершенно в лекарственных травах не разбиравшийся, был вместе с ней, следя, чтобы она случайно не утонула.

Никто, даже Хакур, не мог представить, чтобы Патриарх месил сапогами грязь ради мечты ребенка. Так что спросите себя – что такой человек мог делать в поселке, где все остальные в первую очередь заботятся о детях?

Есть старая поговорка, которая гласит, что «дети – заложники судьбы», ради которых любые родители дважды подумают, прежде чем нарушить заведенные правила. А когда эти правила нарушает обозленный на весь мир человек, которому совершенно наплевать на то, что будет с детьми…

… становится понятен секрет успеха Патриарха.

Остальную часть истории Патриарха вы можете дополнить и сами. Или увидеть ее на картинах, украшающих стены Патриаршего зала. Юный Патриарх, позирующий вместе со своим, лично подобранным отрядом воинов (глупых мальчишек-подростков, которым нравилось видеть страх в глазах взрослых). Патриарх, принимающий присягу при вступлении на пост мэра (после целой кампании по подкупу и запугиванию, исключившей прочих претендентов).

Патриарх, получающий благословение от Отца Праха и Матери Пыли (пока выросшие воины его отряда охраняли семьи этих стариков «для их же блага»). Но все это – мужская история: публичные события и публичная реакция на них, при полном игнорировании частных последствий. Факты мужской истории имеют значение лишь в том случае, если вы хотите знать точное количество тех, кого Патриарх убил, пытаясь захватить власть и удержать ее.

– Такое впечатление, что ты его ненавидишь, – заметил Рашид.

– Именно так и есть.

– И все женщины-тоберы думают так же?

– Мнение Фуллин-женщины куда более определенное, – ответила за меня Стек, – но большинство женщин действительно думают так же. Другое дело, что обычно они не тратят времени на подобные мысли.

– А мужчины? Мужчины, которые были также и женщинами половину своей юности?

– Они говорят, что не стоит придавать этому такое значение. Законы не столь уж и плохи, зачем пытаться их опровергнуть? – Стек усмехнулась. – И в каком-то смысле мужчины правы. Знаешь, что Патриарх на самом деле совершил с сообществом тоберов? Ничего. Он захватил власть, правил поселком тридцать лет и установил законы о надлежащих «ролях» для каждого пола – но как только он умер, в поселке практически сразу вновь воцарилось прежнее спокойствие. Фуллин, – Стек повернулась ко мне, – в Тобер-Коуве кого-нибудь сожгли после смерти Патриарха?

– Нет.

Она снова повернулась к Рашиду.

– Вот видишь? Люди теперь приносят клятвы на Руке Патриарха вместо Господина Камня, и Хакура называют служителем Патриарха вместо старого титула «жрец» – но, собственно, это и все, что осталось нам в наследие от Патриарха. Взять Совет старейшин. До Патриарха в нем заседали и мужчины, и женщины; после него там остались только мужчины и жрицы. Но для Тобер-Коува это имело куда меньше последствий, чем можно было бы предположить. Те, кого привлекает политика, знают, что должны выбрать себе мужское Предназначение, и именно так они и поступают. То же самое с законами вроде «Только мужчины могут ходить на рыбацких лодках». Если тебе нравится рыбная ловля, ты выбираешь себе Предназначение мужчины; если ты любишь готовить, ты становишься женщиной.

– Никогда об этом не задумывался. – Лучезарный пожал плечами. – При мысли о законах, которые велят мужчинам делать то, а женщинам это, первым делом возникает естественное желание спросить у их автора: «А что, если женщина хочет стать воином? Что, если мужчина любит ухаживать за детьми?» Но в Тобер-Коуве ты просто решаешь, чем хочешь заниматься в жизни, и в соответствии с этим выбираешь себе пол. Конечно, если ты хочешь быть воином и при этом женщиной…