Господин Ворон не нуждался в пилоте. Он был богом, и его направлял его собственный разум, движимый божественной силой. Даже в те дни солнцеворота, когда бушевала гроза, он как ни в чем не бывало летел среди грома и молний.
Госпожа Чайка, которая была меньше и тише, но отнюдь не слабее, с плеском села на воду через две минуты после Господина Ворона. Она покачивалась на волнах, словно настоящая чайка, – ослепительно-белая в лучах солнца, столь же безмятежно-прекрасная, как спящая мать новорожденного. Я смотрел на Госпожу Чайку, и мне вдруг захотелось взять Каппи за руку; но после нашего разговора в Патриаршем зале был я уверен, что она будет против.
К тому времени, как Госпожа Чайка уютно устроилась на воде, Господин Ворон уже выслал своего «птенца» – лодку из черной резины, напоминавшей автомобильную шину Древних, растянутую настолько, что в нее могло поместиться двадцать детей. Лодка быстро неслась по волнам, выпуская сзади дым, от которого пахло, как от горячего асфальта. Малыши уже морщили носы от этого запаха, десятилетние мальчишки отпускали едкие шуточки, а когда на ум им ничего не приходило, издавали неприличные звуки. (У десятилетних мальчишек любой заметный запах вызывает неприличные ассоциации.)
Дети начали выстраиваться на главной пристани, в то время как подростки постарше поддерживали порядок. Для нашего поколения это был момент гордости: взрослые остались на песчаной полосе, там, где начинался пляж, в то время как мы, молодежь, сами заботились о себе. Мы не нуждались в последней проповеди Хакура, так же как и в туманных добрых пожеланиях Литы. Конечно, родители внимательно наблюдали за нами – точно так же, как я не мог отвести взгляда от Урго и Ваггерта, – но это был наш час.
Я сказал «наш», но мы с Каппи оставались на песке, пока остальные собирались на пристани. Мы еще не были взрослыми, но уже и не могли войти в Господина Ворона. И мы знали, что никогда больше не будем его пассажирами.
– Как ты? – вдруг спросила Каппи.
Я посмотрел на нее. После того как мы столько лет росли вместе, она знала меня настолько хорошо, что почти могла читать мои мысли.
– Странно осознавать, что я не там, с ними.
– Да. – На мгновение ее взгляд встретился с моим, затем она быстро отвела глаза. – Ваггерту, похоже, понравился Урго. Ты думал о том, каким он будет, когда станет девочкой?
– Конечно.
– Он будет счастлив. – Немного помолчав, Каппи продолжила: – Что бы между нами ни произошло, Фуллин, ты позволишь мне иногда его навещать? Я хочу видеть, как он будет взрослеть…
– Конечно! – Я улыбнулся. – Ты сможешь навещать Ваггерта, а я – Пону.
Она кивнула, не отводя взгляда от малыша.
Черной лодке потребовалось совершить четыре рейса, чтобы перевезти всех детей к Господину Ворону. Ваггерт и Урго отправились со второй группой. Я облегченно вздохнул, когда они поднялись по лесенке и исчезли внутри черной птицы. Там всегда царила тишина – мягкая обивка кресел и стен поглощала все звуки. Я представил, как старшие подростки тщательно пристегивают маленьких детей ремнями к креслам, так же как это делалось из поколения в поколение на протяжении веков.
Когда лодка в последний раз отошла от пристани, я почувствовал, как напряглась сидевшая рядом со мной Каппи. Госпожа Чайка выпустила своего собственного «птенца» – лодку из белой резины. У меня вдруг засосало под ложечкой. Озеро было спокойным, но вдруг от покачивания лодки мне станет плохо?
– Ну что, – сказала Каппи, – пойдем?
Она встала. В одной руке она держала свое копье («просто чтобы получить благословение»), под мышкой другой зажимала свою Куриную шкатулку, которая была заметно больше моей, – Нунс не хотел, чтобы я превосходил в этом его дочь. Я взял свой багаж – шкатулку и скрипку, – и мы с Каппи направились к краю пристани. Люди кричали нам вслед: «Счастливого Предназначения!» Мне вдруг послышался голос Зефрама, но я знал, что это невозможно.
Перед тем как сесть в лодку, Каппи отдала мне свои вещи; теперь я начал подавать их Каппи обратно (и свои тоже) – копье, скрипку и две шкатулки. Под ложечкой у меня засосало еще сильнее, когда я протянул ей шкатулку, в которой лежал пистолет, но она лишь молча сунула ее под сиденье и снова повернулась ко мне за последним предметом багажа – металлическим ящиком с Дарами.
– Осторожнее! – крикнула она.
Я с болью посмотрел на нее… но, в конце концов, Каппи была всего лишь матерью, заботившейся о благополучии своего ребенка. В каком-то смысле внутри ящика находилось дитя Каппи – Дар, который позволил бы Поне прожить нормальное детство. «Я тоже забочусь о Поне, – хотел сказать я, – Мне иногда приходилось менять ей пеленки». Но это было редко. Очень редко.
Были ли мои чувства лишь проявлением сентиментальности, или я снова становился женщиной? Я не мог понять, и, возможно, это уже не имело значения. Я осторожно передал ящик Каппи и подождал, пока она поставит его на дно лодки.
Когда я был уже готов сесть в лодку, Каппи протянула мне руку, чтобы помочь. Я осторожно коснулся ее ладони.
Лодка Госпожи Чайки испускала такой же вонючий дым, что и лодка Господина Ворона, но у меня его запах вызывал скорее ностальгию, чем отвращение. Наконец-то я становился взрослым, оставив за собой то время, когда сам отпускал шуточки по этому поводу. Вода мягко плескалась о борта лодки, сияло солнце. Легкий ветерок играл волосами Каппи, и даже коротко, по-мужски подстриженные, они выглядели пышными и шелковистыми. Я представил ее жрицей, исполняющей танец солнцеворота, с заплетенным на голове венком из ромашек…
– Почему ты на меня так смотришь? – спросила Каппи.
– Представляю тебя на месте Литы.
– В самом деле?
– В самом деле. – Я сам удивился, что столь легко сказал ей правду – словно мягкое покачивание лодки убаюкало мою привычку лгать. – Вы ведь уже давно с ней об этом говорили, верно?
– На самом деле всего несколько дней назад. Лита узнала дурные новости от Горалин только на прошлой неделе.
– А ты успеешь всему научиться?
Каппи пожала плечами.
– Лита думает, что да. Ритуалов не так уж и много. Последний ритуал, наречение новорожденных, солнцевороты и равноденствия… – Она помолчала. – Если у тебя есть желание стать жрицей вместо меня – пожалуйста… если только не решишь, что это будет ересью, направленной против Патриарха.
– Это и есть ересь, направленная против Патриарха, – сказал я. – В этом ее очарование.
Она странно улыбнулась – словно и верила мне, и не верила.
Лодка причалила к небольшой площадке, отходившей от одной из ног Госпожи Чайки – «поплавков», как называл их Нунс. Каппи выбралась из лодки, и мы начали разгружать наш багаж, начав с ящика, содержавшего Дары. Когда я подал его Каппи, она поднялась по лесенке внутрь Госпожи Чайки, чтобы не оставлять ящик на площадке, откуда внезапная волна могла сбросить его в озеро.
Пока ее не было, я просто ждал, вдыхая запах влажной резины, исходивший от лодки, и глядя на отблески солнечных лучей на воде…
Что-то двигалось под водой.
Плавая на рыбацких лодках, я много раз видел плавающих у поверхности воды рыб. Самые крупные из них были не длиннее моей руки, может быть, ноги. Существо, которое я только что заметил, было намного крупнее – огромная темная тень.
Я затаил дыхание. Из-за яркого солнца разглядеть что-либо под водой было трудно. Как и в любом рыбацком поселке, в Тобер-Коуве порой рассказывали ночами у костра о прячущихся в глубине монстрах – гигантских змеях, каракатицах или осьминогах. «Все это выдумки, – говорил мой отец. – Может быть, в океане – но никак не в Мать-Озере». И все же…
Я медленно потянулся к лежавшему в лодке копью Каппи и затем направил острие в воду, готовый нанести удар, как только замечу какое-либо движение.
– Что ты делаешь? – спросила Каппи, появившись в дверях Госпожи Чайки. – Если ты проткнешь в резине дыру, ты об этом пожалеешь.