— Все так! Все. Свободен. — Он с тоской посмотрел вслед сержанту. — Сколько тебе лет?
— Двадцать, сэр, — застыл тот.
— Двадцать. А мне сорок.
Сержант стоял на пороге, высокий, светловолосый, не обремененный никакими заботами, кроме одной: выжить и вернуться домой. Впрочем, и об этом он не думал, считая,
что чем меньше думать о смерти, тем меньше шансов встретиться с ней.
— Знаешь, у нас в Штатах есть королевский дворец?
— В штатах? Королевский дворец? Не знаю, сэр.
Полковник впервые за день широко улыбнулся. Есть люди, один вид которых приносит мгновенное облегчение. Сержант был именно таким человеком.
— Есть. На Гавайях. Запомни, малыш. А можешь и не запоминать. Ничего не потеряешь. Мне сорок лет: я удивляюсь, сколько всякой ерунды у каждого из нас в голове, и зачем, спрашивается? У меня — королевский дворец, у капитана Мардена какой-то бамбук, а у тебя в голове, наверное, одни девки. И знаешь, чем я больше живу, тем больше начинаю понимать, что, пожалуй, это самое стоящее дело.
Сержант улыбнулся. Сейчас они были просто двумя мужчинами без чинов и званий, и шла война. Конечно, полковники обычно говорят с подчиненными о высоких материях, об опозданиях и головотяпстве, и сержанту было приятно узнать, что его грозный начальник тоже плутает по жизни и на пятом десятке пришбл к выводу об исключительной ценности женщин, который сержант успел сделать еще в семнадцать лет на учебном стрельбище.
Человек в штатском просил, чтобы все кандидаты были отменного здоровья, коренными американцами и желательно одного возраста. «Все-таки люди одного возраста чаще смотрят на вещи одинаково, а нам нужно, чтобы лишних трений в их компании не было».
Все трое должны уметь прыгать с парашютом и плавать. «Черт его знает, — сказал тот, из столицы, — где им придется прыгать, тут вам не великая американская равнина. Вполне можно шлепнуться в море, а наши резиновые лодочки хороши до определенного предела. Плавать уметь необходимо. Хорошо плавать!»
Утренняя злость прошла, а с нею и желание работать. Полковник уныло смотрел на кипу дел: его начальников, конечно, не волнует, что число сочетаний из тридцати по три колоссально.
К вечеру следующего дня полковник просмотрел тридцать папок. Еще через два дня их оставалось двенадцать — по четыре на каждого кандидата. Когда на столе в маленьком аккуратном домике полковника, с бамбуковыми водосточными трубами и такими же карнизами, осталось шесть папок,
поздно вечером раздался телефонный звонок. Полковнику напоминали, что недоля па исходе.
— Кандидаты отобраны, — доложил полковник, — трое основных и трое резервных. Если начальство сочтет нужным, можно поменять основных на резервных и наоборот. — Полковник был хорошим службистом и понимал, что главное — по. лишать начальство свободы маневра и возможности проявить мудрость, недоступную подчиненным.
И снова безмолвствовал океан, и снова слышалось гудение тяжелых бомбардировщиков, и снова перед полковником сидел человек в штатском, попыхивая дорогой голландской сигарой.
— Прекрасно, — сказал он и пощелкал пальцем по стопке папок. — Я полистал. Выбор представляется нам удачным, — Гость достаточно сановен, чтобы позволить себе произнести многозначительное «нам». — Вызовите всех шестерых. Резервные, думаю, не понадобятся, но соблюдем формальность. У нас мало времени. Я хотел бы сейчас же познакомиться с основными кандидатами.
— Пятеро из пятьдесят восьмого соединения, один из пятьдесят седьмого. Это чуть дальше. Из-за него всех подвезут на двадцать минут позже. — Полковник почему-то позавидовал троим, которых скоро заберут с этого забытого богом клочка суши для выполнения таинственного и, не исключено, почетного задания.
Хозяин кабинета сидел за столом, не разгибаясь. Кто его знает, этого визитера. В каких он вращается сферах? Что и кому может сказать при случае о полковнике? Лучше посидеть за столом, как будто ты принадлежишь к той редкой — а если честно, даже вовсе не существующей — породе людей, которым ничто не доставляет такого наслаждения, как возможность поработать побольше.
Гость дышал, дышал глубоко — в оздоровительных целях. Он сидел во дворе на раскладном стульчике и смотрел на океан. Вынул зажигалку, сухо щелкнул несколько раз, подозвал сержанта и проникновенно произнес:
— Как думаешь, наши доблестные вооруженные силы не понесут серьезного урона, если ты заправишь эту штуку? — Од подбросил на ладони блестящую игрушку.
— Конечно, нет, сэр, — бодро ответил сержант и бросился к стоящему неподалеку грузовику.