«Если она сойдет у комбината «Правды», я пойду за ней», — решил Алексей. Он умел знакомиться на улице, хотя дальше очень часто развить успех не мог. Алексей не был робок с женщинами — скорее женщины были робки с ним. В природе существовал тип, предназначенный специально для него, для его пылких рассуждений о литературе, о поэзии, — но сам Алексей тянулся к совершенно противоположному: «Что могу, то не хочу, что хочу, то не могу». Он знал за собой, что некрасив, курнос, очкаст, но умел заинтересовать, зажечь словом. Даже его хорошенький приятель, генеральский сын и стиляжка Митя Гурушкин, любимец однокурсниц, не раз прашивал его заговорить на улице со смазливым личиком, чтобы затем самому углубить знакомство.
Она вышла у «Правды» вместе с подругами. «Куда же ты?» — удивленно поправил очки ученый германист. «Я сейчас-сейчас», — пробормотал Алексей, не отрывая взгляда от удаляющегося капора, который мелькал уже в подъезде «Комсомольской правды». Германист пожал плечами и направился через дорогу к редакции.
Алексей пролетел два коридора и нашел девушек на третьем этаже. Растерянно сбившись, они о чем-то жужжали.
— Вы, наверно, заблудились в этих катакомбах? — подошел он. — Я могу быть вашим гидом.
— А вы что тут работаете? — спросила одна.
— Да, я здешний бухгалтер, — представился Алексей.
Похоже, ему поверили все. Кроме одной, рыхлой, носатой, с глазами-маслинами, которая была постарше остальных лет на восемь, и, кажется, руководила всем выводком. Она внимательно посмотрела на него.
— Нам в отдел писем, — робко сказала красавица.
— Я покажу, — предложил Алексей и, отойдя с ней на несколько шагов, быстро заговорил: — Умоляю вас, найдите полминуты, поговорите со мной! Это очень важно! Я вас подожду на первом этаже…
Потом Алена призналась, что спустилась к нему только по настоянию той, носатой атаманши:
— Вера сказала: «Иди, иди, — это серьезный парень».
Они обменялись адресами и договорились встретиться через несколько дней у метро «Краснопресненская».
Алексей нарядился в свой единственный приличный костюм, повязал с помощью отчима галстук, а затем с час вышагивал, держа за спиной две гвоздики, перед бронзовым рабочим, украшающим вход в метро.
Она не пришла.
Он решился напомнить о себе, черкнуть открытку, достал книжицу, куда Алена собственноручно вписала адрес.
Там значилось только почтовое отделение.
Часть вторая
Алексей Николаевич положил под язык «Взлетную» карамель, и сердце, глупое, доброе сердце, приняло мятную конфету за валидол.
Уже год прошел с той поры, когда он узнал, что такое сердечный приступ. Тогда Алексей еще ожидал ее, ее возвращения, жил в ежечасном напряжении, на взведенных нервах.