Отец Иоанн ходил по комнатам с книжкой и крестом, что-то напевая и кропя углы водой, а за ним тенью следовал Алексей, плакал и целовал ему руки.
От вознаграждения отец Иоанн отказался. Они сидели на кухне и пили шампанское.
— Теперь вы не должны ничего предпринимать, — говорил отец Иоанн. — Ее судьба в руках божьих, и только от бога зависит, вернется она или нет…
После двух бокалов он захмелел и потребовал выпить на брудершафт.
— Не смею, отец Иоанн, — лепетал Алексей.
Но все же они выпили, поцеловались, а затем Алексей проводил священника.
Когда он вернулся, в квартире зазвонил телефон.
— Алеша! — странным и чужим голосом сказала о н а. — Это я. Мне нужно зайти, забрать кое-какие вещи…
Что-то непременно должно было случиться, их странный брак не мог длиться благополучно. Алена сдавала экзамены за десятый класс. Алексей, сидя во дворике школы, быстро написал за нее сочинение о романтических произведениях молодого Горького и уехал на дачу к Гурушкину — играть в канасту. Картеж затянулся, он остался ночевать, а там и снова засиделся. Когда Алексей вернулся на Тишинку, сиреневые тени лежали на улицах. Кажется, их источал остывавший камень. Алены не было. Алексей прождал ее до темноты и заснул. Сон его был недолгим: казалось, закрыл глаза, и тут же в комнату вошло ярко-голубое Зло. Он закричал и сел на тахте. Горел свет. Алена в ярко-голубой кофточке стояла посреди их каморки с уродливой вазой.
— Я была у Веры… Ты помнишь ее? Смотри, что она мне подарила! Какое чудо…
Алексей молча лег и натянул одеяло до подбородка. Неясные подозрения закопошились в нем. Она только усилила их, когда, сев на тахту, протянула к нему руки, по-детски капризно попросила:
— Урюка хочу…
— Ложись на раскладушке! — сказал он со злобой.
Наутро Алексей был на Зацепе, у Веры.
Какую роль она играла в жизни Алены до него? Что они делали в редакции «Комсомолки»? Почему она выглядела заводилой? Ничего этого он не знал, но сразу почувствовал, что Вера за что-то зла на Алену.
— Лучше всего расстанься с ней, — говорила она, пока они шли Зацепой к станции метро. — Не такая уж она красавица. А когда начнет плакать, и вовсе делается страшной…
— Значит, никакой вазы ты не дарила? — повторял Алексей в слабой надежде, что Алена все-таки не обманывала его.
— Дарила — не дарила! Хочешь знать правду? Я с ней виделась позавчера. Ты еще уехал куда-то с ночевкой… А у Радика был день рождения, и мы пошли к нему. А когда немножко выпили, обе разделись.
Алексей удивился тому, что дома и люди вытянулись и оказались где-то далеко вверху. Он не сразу понял, что сидит на низкой ограде, поставленной перед метро для кормления голубей. Подавшись вперед, Алексей с трудом поднялся. Увидав, каким он оказался нежным, Вера торопливо заговорила:
— Ты ее оставь… Прогони… Она тебя не достойна…
«Как же она поступит в университет? Без меня? И куда денется?» — тупо думал Алексей. Он понимал, что не может простить, вернее, не должен прощать ее после случившегося. Но мысль о том, что он должен расстаться с Аленой, была еще невыносимее того, что он услышал.
Алексей отправился к Человеческому Коту, сокрушенно все рассказал.
— Скажи этой твари, чтобы собирала вещи и смыливалась, — категорично отрезал Эдик. — А пока поживешь у меня…
Затем Алексей заехал на Тишинку. Родные ничего не знали, но были какие-то пришибленные, тихие. Тихо сидела и Алена, сжавшись под своим портретом: нежное лицо, невинно удивленные глаза, голое плечо.
— Уходи! — сказал он. — Я буду ждать, пока ты уйдешь!
Она выбежала в ванную и скоро вернулась, крича, с кровавой пеной на губах:
— Я выпила уксусную эссенцию!
Алексей глядел на нее и молчал.
Тогда Алена села на тахту, их бедную тахту, и проговорила с бесконечным отчаянием:
— Опять… надо… к кому-то… привыкать…
Он не мог этого выдержать и, схватив свою спортивную сумку, выбежал вон.
У Человеческого Кота он не спал всю ночь. Утром они играли в Лужниках в теннис, днем Алексей несколько раз звонил соседке, снова требуя, чтобы Алена ушла. Вечером он напился, а на другой день Эдик вызвал двух девиц, и все отправились в ресторан «Москва».
Алексей чувствовал себя разъятым надвое. Один ел и пил за столиком ресторана, что-то отвечал пухлой блондинке, даже танцевал с ней; другой исходил неслышным, но несмолкающим криком: «Как же так? Как это может быть? Неужели все это не во сне?» Блондинка прижималась к нему, и он чувствовал, какая у нее мягкая грудь.