– Мать твою...
– Уйди с прохода на...
– Захотел по...
– Отлынь, обсосок, а то...
Как и было задумано Корейцем, в камере я засветился, и теперь, по его же хитроумному плану, надлежит максимально реалистично, при свидетелях, изобразить побег. Как в том анекдоте: «Драку заказывали?.. Извольте получить!..»
Кручусь на пятках, колени скрещиваются, бедра скручиваются, нога «заряжается» для удара. Разрешаю ноге ударить. Стопа в кроссовке без шнурков, описав широкую дугу, бьет камуфляжного парнишку с автоматом в висок. Автоматчик падает, нога замирает в воздухе.
Рукой с забинтованным плечом хватаюсь за резину дубинки. Застывшая на весу нога приходит в движение, толкает пяткой хозяина дубинки в мясистую грудь.
Дубинка у меня. Встаю на обе ноги, пружиню коленями, замахиваюсь дубинкой. Контрольный удар тугой резиной по черепу поверженного автоматчика, и рука с дубинкой вновь пошла на замах. Незанятой рукой хватаюсь за автомат.
Возвращаю дубину владельцу. Броском, резко разогнув локоть, скорректировав кистью траекторию полета «демократизатора».
Тяну к себе автомат обеими руками, лямка автоматного ремешка приподнимает стриженую голову омоновца, а в это время дубинка, как и задумано, попадает знакомым моей спине концом точно в глазницу своему хозяину.
Автомат у меня. «АКС-73У». Вес – три кило, емкость магазина – тридцать патронов, откидной приклад.
Хорошая машинка.
Снимаю оружие с предохранителя – и ходу! Сзади вопит ослепший на один глаз омоновец. Быстрее в конец коридора, а там налево.
Бежать в кроссовках, лишенных шнурков, удивительно неудобно. Чей это топот сзади? Оглядываюсь и вижу, как следом за мной драпанул из камеры кривоносый уркаган.
Из-за угла в конце коридора появляется мент. Он идет по своим делам, на ходу жует бутерброд с колбасой. Вопль собрата омоновца мента с бутербродом не особо волнует, наверное, привык к воплям задержанных после знакомства с резиновым «демократизатором». Но вот мент замечает меня, и надкусанный колбасный блин падает на пол. Мент комкает в кулаке кусок ржаного хлеба, из открытого рта сыплются крошки.
Стреляю короткой очередью поверх головы оголодавшего милиционера. Мусор живо отскакивает к стенке, смешно прикрывает голову руками, жмурится. Пробегаю мимо, оглядываюсь.
Кривоногий урка бежит за мной, отстав от меня шагов на десять, а из камеры в коридор выскакивает его татуированный кореш. Нежданно-негаданно побег получается коллективный. Реалистично, блин, получается, даже чересчур...
Сворачиваю за угол. Впереди вестибюль, загончик для дежурного, люди в штатском и в форме. У всех в ушах еще звенит эхо автоматной очереди, большинство растерялись, но один молоденький сержант спешно расстегивает кобуру у пояса.
– Ложись!!! – ору что есть мочи и – «та-та-та...» – длинной очередью крушу лампы дневного света под потолком.
Бесстрашный сержант, как стойкий оловянный солдатик из сказки, единственный остается на ногах. Сержанту везет, хотя он, конечно, считает наоборот – кобура никак не хочет расстегиваться.
Имитирую обход сержанта справа. Служивый кидается наперерез. Притормаживаю, обхожу его слева, маневрирую, как бывалый баскетболист на игровой площадке. Походя задеваю автоматным стволом ребра смельчака.
– Ху... – выдыхает сержант, скособочившись.
Извини, мальчик, но так надо, мне очень надо убежать, мне приказали, и я послушно выполняю чужую волю.
Прямо передо мной услужливо открываются двери на улицу, на свободу. Усатого да молодцеватого старшего лейтенанта угораздило на диво не вовремя шагнуть под родную милицейскую «крышу». Валю летеху ударом коленки в живот, чуть замешкавшись в дверях, выбегаю на морозный зимний воздух.
«Бабах!..» – грохнул пистолетный выстрел в только что покинутом помещении. Не иначе, стойкий сержантик справился и с болью, и с кобурой. Кого, интересно, он завалил? Моего недавнего собеседника с кривым носом?
Нет, кривоносый догоняет меня на полпути к новенькому милицейскому «Мерседесу» со «светомузыкой» на крыше. Возле «мерса» торчит столбом господин Кореец. Мой новоявленный босс талантливо изображает растерянность. Левая передняя дверца машины открыта, и, я уверен, ключи торчат в замке зажигания.
– Убью! – кричу Корейцу, вскидывая автомат.
– Не стрелять! – кричит он, но не мне, а ментам, что виднеются поодаль, подле разнообразных казенных автомобилей еще советского производства.
С наслаждением бью Корейца пяткой в прыжке по коленке. Босс валится на снег весьма натурально. Мужественно пожертвовал коленной чашечкой ради достоверности спектакля со мною в роли главного антигероя.
А как там второстепенный злодей, не предусмотренный сценарием? Нормально. Урка-кривонос первым ныряет в машину, предусмотрительно оставив свободным водительское кресло. Прыгаю за руль, завожу тачку, что называется с полоборота. Едем! Рвем с места, как в американском кинобоевике. Для пущего эффекта включаю «светомузыку» – мигалку и сирену. Жму, что есть сил, на педаль газа, кручу баранку, автомат прыгает на коленях, а перед глазами мелькают дома, домишки, озябшие деревья, равнодушные столбы, заборы, прохожие. На молодежном сленге это называется «качественный драйв», оттяг, супер!
– Карифана Шурку сука цветная из волыны зацепил... – сообщил урка, шумно переводя дыхание.
– Сочувствую, – говорю я, сворачивая с центральной улицы райцентра в сторону шоссе на Москву. Говорю громко, как и он, чтоб было слышно сквозь вой сирены.
Встречные машины шарахаются от сумасшедшего «Мерседеса», словно матадоры от разъяренного быка.
– Братан, прости за «козла».
– В смысле? – Мне сложно вникать в смысл реплик уркагана, я слился с машиной воедино, моя кровь – бензин, мое сердце – мотор, мои ноги из шипованной резины.
– За «козла» готов ответить, прости, братан.
– Бог простит.
– Как тебя кличут, братила? Обзовись.
– Я – Супер, а ты кто?
– Я – Гоголь.
– Кто?
Выезжаем на шоссе, выключаю сирену, сбрасываю скорость до ста сорока.
– Писатель был таковский, на Гоголя отзывался. У него тоже носяра был сломанный, как и у меня.
– Надо же, я и не знал, что Гоголю ломали нос...
– Точняк, ломали. Я евоный шнобель на картинке видел. Ему вдоль ломанули, а мне в бок на зоне кум, сука, нюхалку свернул. Библиотекарь на зоне меня Гоголем окрестил, пристало погоняло, не отлепишь.
– Где припухаешь, Гоголь?
– В Твери торчу. Про Вована Тверского слыхал?
– Не доводилось.
– Правильный пахан, вор в законе, я под ним хожу. А ты чьих будешь?
– Я сам по себе. Один на льдине.
– Правильная у тебя, брат, кликуха. В натуре, ты – Супер.
– Чего с кичи-то рванул, Гоголь? Я так понимаю, тебя ж в облаву загребли, а не на деле взяли?
– На мне мокрота висит, трупешник на четвертак тянет. По пьяни «бобра» с корешем мочканули, с похмелья цветные на облаве повязали. Знать не знаю, нашли дохлого «бобра», не нашли, застремался весь. Ты-то сам, братан, чего сдернул? Припекло?
– Ага, за мной сотни три трупов числится. Хошь – верь, хочешь – не верь.
– Солидно, братан. Уважаю. Прости за «козла» мудилу.
– Проехали, забудь.
Благополучно проехали мимо поста ГИБДД на выезде из райцентра, под колесами бесконечная серая лента шоссе.
Я скинул скорость до сотни. Пристроился сзади за аккуратного вида «Део», углядел в салоне двоих – мужчину и женщину, качнул стрелку спидометра до ста пятидесяти, обогнал «Део». Чего, интересно, подумали служивые в будке ГИБДД, когда мимо промчался ментовский «мерс» с двумя одетыми не по уставу, точнее – раздетыми вопреки всяким уставным правилам мужиками? Почему на выезде из райцентра нас не попытались тормознуть, совершенно понятно – Кореец удружил мне фору минут в десять-пятнадцать. Хитрюга, безусловно, справился с болью в ушибленном колене и, едва я стартовал, начал командовать, осуществлять общее руководство. Всем известно – ничего так не мешает работать, как ценные указания начальства. Не подыгрывай мне Кореец, уверен, кто-нибудь давно бы связался с постом ГИБДД на выезде из города. Однако четверть часа форы вскоре истечет, все хорошее быстро кончается, к сожалению...