За что они меня так ненавидят? Он, конечно, мог бы найти себе утешение в том, что они были пьяны, или в том, что произошла ошибка, — видно, кто-то наговорил, будто он приехал отнимать землю. И они легко поверили, а его не захотели слушать, хотя он и принес им хорошие вести. Виноват, конечно, в этом не он, сам-то он никого не обидел, никому из них не сделал зла. Но они не захотели его слушать потому, что он пришел со стороны, что он говорил голосом, к которому они не хотели прислушиваться.
В лесу совсем стемнело, дождь оглушительно шумел, вода затопила дорогу и стерла ее очертания.
— Когда же мы дойдем? — спросила она. — У меня болит нога.
— Скоро, обопрись на меня.
— Ты весь мокрый.
Он стал рассказывать анекдоты, стараясь подбодрить ее, но она так и не рассмеялась: как же, ведь ее могли убить, даже хотели это сделать, и все это за то, что она так старалась, чтоб у них была лучшая жизнь. Не для себя же она старалась. Отец у нее был врач, зарабатывал за год больше, чем она за всю свою жизнь. Но как они на них кричали! А тот пьяный тенорок, как же он визжал! А она-то хотела лучшей жизни для всех! И откуда только у них взялись камни? Видно, принесли их в карманах.
А она отдавала им все свое время и все силы, даже в отпуске ни разу не была. Значит, они заранее меж собой договорились, кто-то натравил их, ведь и детей с собой на этот раз не привели, слишком уж мы нянчимся с ними! В конце концов они могут пойти и на убийство. Другие гуляли по ночам, целовались в тени ночей, а она просиживала ночи на собраниях, нудных, прокуренных, бесконечных собраниях. Был ли в этом какой-нибудь смысл? Что она этим доказала? Чего добилась?
Ее охватила тоска из-за того, что случилось, стало жаль всего, что ушло и что, очевидно, было бессмысленным.
— Когда мы наконец придем?
— Не знаю.
Они уже давно сбились с дороги, дорогу поглотила вода. Он старался придерживаться заданного направления, но приходилось все снова и снова обходить болота и густые заросли, и, видно, они уже давно топтались по кругу.
— Мы заблудились?
— Не знаю.
Она была очень подавлена.
— Давай отдохнем, — предложил он.
Сухого местечка найти не удалось, он только прислонился к мокрому стволу и положил ее голову себе на плечо. Молнии сверкали в темных кронах, он слегка прижал ее к себе, промокшую, дрожащую, ему показалось, что он слышит стук ее сердца. Дышала она медленно и громко, будто во сне.
— За что они так поступили с нами? — сказала она вдруг. Она все еще была там, переживала ту минуту. Он не знал, что ей ответить.
— Наверно, в отместку за то, что им сделали!
— За что? — набросилась она на него. — Да они никогда еще так не жили, как сейчас.
А про себя она, наверно, уже перечисляла: новые дома, дороги, электричество, бесплатное медицинское обслуживание.
— Ты рассуждаешь, как барыня, — сказал он. — Та даст слуге новое платье, а потом обижается, если вдруг заметит, что у него есть еще и гордость.
— Ты еще будешь заступаться за них! — воскликнула она.
Дождь утихал, вокруг совсем стемнело, он знал, что повсюду здесь болота и в них нетрудно застрять, но не стоять же им здесь всю ночь! Он выломал длинную палку и тыкал ею, как слепой. Конечно, сделано для людей уже немало. Как никогда в прошлом. Откуда же тогда эта ненависть? Слишком много ненависти!
А ведь люди так хотели жить без нее. Тогда, в первые послевоенные дни, он стоял на углу, опершись на бетонную колоннаду, а вокруг проплывал потерпевший катастрофу мир — чудовищные плоды ненависти; тогда-то он и решил, что должен найти способ, как навсегда освободить мир от ненависти.
И он взял с этой целью карту, совсем новую и ясную, без пустых белых мест, и отправился по ней в путь, впрочем, он не один пользовался этой картой — как приятно и спокойно было идти по хорошей, безопасной, безошибочной карте со столькими друзьями.
Нельзя сказать, что ему легко жилось, но разве в этом было дело? Он даже чуть гордился этим; собственно, это были лучшие, как говорят, годы его жизни; не с точки зрения возраста, о котором он никогда особенно не раздумывал, а потому, что он сумел выбить из людей глухоту, наполнить их жизнь смыслом, а потому еще, что вдохновился не вызывающим сомнения планом, который превратил все эти годы и каждый их день в крепкое сооружение.