Кимберли и ее сокурсников быстро увели, а на месте обнаружения трупа появились молодые морские пехотинцы в темно-зеленой маскировочной форме и более утонченные особые агенты в белых рубашках. Теперь где-то глубоко в лесу велась настоящая работа – там фотографировали, чертили схемы, анализировали; медэксперт осматривал тело девушки, пытаясь найти ключ к раскрытию преступления; оперативники собирали улики.
А Кимберли тем временем сидела здесь, в кабинете. Так далеко от своего ужасного открытия, как только мог ее увести куратор, действующий из лучших побуждений. Ее колено нервозно подрагивало. В конце концов она скрестила лодыжки под стулом.
– Что будет дальше? – спокойно спросила Кимберли.
– Не знаю. – Куратор сделал паузу. – Честно говоря, Кимберли, таких происшествий у нас ни разу не было.
– Что ж, – заметила она, – это хорошо.
Уотеон слабо улыбнулся..
– Несколько лет назад у нас стряслась одна трагедия. Курсант Национальной академии упал на стрельбище мертвым. Он был довольно молод, и это наводило на размышления. Однако медэксперт установил, что он скончался от тяжелого сердечного приступа. Все равно трагично, но не так потрясает, если учесть, сколько людей проходят здесь обучение ежегодно. А данное происшествие… Учреждения такого рода полагаются на добрые отношения с соседними населенными пунктами. Когда станет известно, что местная девушка найдена мертвой…
– Откуда вы знаете, что она местная?
– Исхожу из закона больших чисел. Она выглядит слишком юной, чтобы работать здесь, и будь она из ФБР или морской пехоты, кто-нибудь узнал бы ее. Следовательно, девушка посторонняя.
– Она могла быть чьей-нибудь пассией, – рискнула преположить Кимберли. – Рот… Может быть, слишком часто перечила.
– Не исключено.
Уотсон задумчиво посмотрел на нее, поэтому Кимберли пошла дальше.
– Но вы так не считаете, – заметила она.
– Почему я так не считаю?
– Нет следов насилия. Будь здесь личные проблемы, преступление на почве страсти, на трупе были бы следы побоев. Синяки, ссадины, рассечения. Но… я видела ее руки и ноги. На ней нет ни царапины. Только вот губы, разумеется.
– Может, он бил ее только по тем местам, которых не видно под одеждой.
– Возможно. – В ее голосе слышалось сомнение. – Все равно это не объясняет, почему он сбросил тело на охраняемой базе морских пехотинцев.
– А почему ты думаешь, что оно сброшено? – нахмурился Уотсон.
– На том месте ничто не тронуто. Трава была даже несмята, пока я не подошла. – Наморщив лоб, Кимберли вопросительно посмотрела на Уотсона. – Полагаете, девушка была жива, когда он привез ее? Проникнуть на базу нелегко. Как я видела, морские пехотинцы охраняют все въезды, у всех визитеров должен быть идентификатор. Без него на территорию академии не попасть ни живому, ни мертвому.
– Не думаю, что есть смысл…
– Это нелогично, – прервала его Кимберли, хмурясь еще сильнее. – Будь девушка жива, ей тоже понадобился бы идентификатор, а два пропуска раздобыть сложнее, чем один. Значит, видимо, она была мертва. Лежала в багажнике. Я ни разу не видела, чтобы охранники обыскивали машины, поэтому спрятать тело таким образом нетрудно. Конечно, эта версия предполагает, что тот человек намеренно бросил труп на территории Квонтико. – Она внезапно покачала головой. – Это нелогично. Если ты живешь здесь и кого-то убил, пусть даже случайно, то не повезешь тело в лес. Ты поспешишь увезти как можно дальше от базы. Оставлять его здесь – просто глупость.
– Пожалуй, пока нет смысла делать какие-то предположения, – сказал Уотсон.
– Как по-вашему, он пытается бросить тень на академию? – спросила Кимберли. – Или на морских пехотинцев?
После этого вопроса брови Уотсона зашевелились. Кимберли явно нарушила какую-то невидимую границу, и выражение его лица твердо говорило, что этот разговор окончен. Куратор подался вперед и сказал:
– Послушай, теперь расследование будет вести ВМСУР. Знаешь что-нибудь о Военно-морской службе уголовных расследований?
– Нет…
– А следует знать. В этой службе более восьмисот особых агентов, готовых незамедлительно отправиться в любую точку земного шара. Они повидали убийства, изнасилования, жестокое обращение в семье, мошенничество, торговлю наркотиками, шантаж, терроризм – все, что угодно. У них есть своя группа расследования убийств, свои эксперты, даже свои криминалистические лаборатории. Господи, там есть агенты, которых вызывали для расследования взрыва на военном корабле «Коул». Они уж сумеют разобраться с одним телом, найденным в лесу на базе морских пехотинцев. Это понятно?
– Я не имела в виду…
– Ты новенькая, Кимберли. Не особый, а начинающий агент. Не забывай об этой разнице.
– Слушаюсь, сэр, – холодно ответила она, вздернув подбородок, глаза ее сверкали из-за неожиданного выговора. Голос куратора наконец помягчел.
– Конечно, у ВМСУР возникнут вопросы к тебе. Конечно, ты ответишь на них наилучшим образом. Сотрудничество другими силовыми органами очень важно. Но после этого, Кимберли, ты сходишь со сцены. Возвращаешься к занятиям. И – это должно быть ясно само собой – будешь держать язык за зубами.
– Играть в молчанку? – сухо осведомилась она.
Уотсон не улыбнулся.
– Агенту ФБР часто приходится быть воплощением сдержанности. Тем, кто не умеет помалкивать, не место на этой работе.
Кимберли опустила взгляд. Суровый тон Уотсона почти граничил с угрозой. Она обнаружила тело случайно. И все-таки… он обращается с ней так, будто она всему виной. Будто Кимберли навлекла эту неприятность на академию. Правильно повести себя именно так, как сказал Уотсон. Встать, прикусить язык и уйти.
Она никогда не отличалась умением вести себя правильно.
Подняв взгляд, Кимберли посмотрела в глаза куратору.
– Сэр, я хотела бы поговорить с агентами ВМСУР насчет помощи в этом расследовании.
– Ты не слышала моих слов?
– У меня есть некоторый опыт в таких делах…
– Ты ничего не знаешь об этих делах! Не смешивай личное с профессиональным…
– Почему же? Насильственная смерть есть насильственная смерть. Я помогала отцу после того, как было обнаружено тело матери. Меня отделяют семь недель от того, чтобы стать полноправным агентом ФБР. Что плохого, если я начну чуть раньше положенного времени? В конце концов, тело девушки обнаружила я.
Тон ее был требовательным. Кимберли не хотела этого, поняла, что совершила оплошность, но ее было уже не исправить.
Лицо Уотсона угрожающе помрачнело. Если раньше он казался ей суровым, то теперь внушал страх.
– Кимберли… Давай говорить начистоту. Как ты оцениваешь свои успехи в учебе?
– Держусь наравне со всеми.
– Думаешь, это наилучшая цель для начинающего агента?
– Иногда.
Уотсон зловеще улыбнулся и сложил ладони домиком.
– Кимберли, кое у кого из преподавателей ты вызываешь беспокойство. Автобиография у тебя, разумеется, безупречная. Ты постоянно выполняешь экзаменационные задания на девяносто или больше процентов. Как будто неплохо стреляешь.
– Но?.. – храбро спросила-она.
– Но все портит твоя психологическая установка. Ты здесь девять недель, Кимберли, и, судя по всем отзывам, у тебя нет ни близких друзей, ни союзников, ни товарищей. Ты ничего не предлагаешь сокурсникам. Ничего не получаешь от них, прямо-таки необитаемый остров. Силовые органы в первую очередь общественная система. Далеко ли ты пойдешь без связей без друзей, без поддержки? Насколько результативной сможешь быть?
– Я поработаю над этим, – ответила Кимберли. Сердце ее учащенно билось.
– Кимберли, – произнес Уотсон, на сей раз мягко, и она испугалась еще больше. Гнев можно унять. Мягкости нужно опасаться. – Знаешь, ты очень молода.
– Постоянно взрослею, – пролепетала Кимберли.
– Возможно, тебе еще рановато служить в бюро…