И тут до него наконец дошло: он никак не может вспомнить, в чем состоит эта цель! Он не помнил того, что видел, когда был мертв! Он вообще ничего не помнил оттуда: ни людей, ни мест, ни того, что ему говорили... Невероятно! Ведь все казалось предельно понятным. И там на него рассчитывали. Там ему говорили: "Майкл, ты же знаешь, что вовсе не обязан возвращаться, - ты можешь отказаться". Но он заявил, что непременно вернется и сделает... Что? Озарение обязательно придет - подобно вспышке... как сон, который был забыт и вдруг вспомнился целиком!
Майкл сел, вытащил одну из иголок, вставленных в его руку, и попросил ручку и бумагу.
- Вам следует лежать спокойно, - ответила сиделка.
- Успеется. Прежде мне нужно кое-что записать. Однако записывать было нечего! Он помнил, как стоял на скале, думая о давно прошедшем лете во Флориде, о теплом море... И вдруг... он лежит на носилках, мокрый, окоченевший, и боль во всем теле.
Все исчезло.
Майкл закрыл глаза, пытаясь не обращать внимания на странное тепло в ладонях и на усилия сиделки вновь уложить его на подушку. Кто-то просил Джимми покинуть палату... Тот не хотел уходить... Почему он видит все эти странные и ненужные картины: снова мелькают лица санитарок, лицо мужа этой сиделки, имена. Зачем ему их имена?
- Перестаньте вбивать мне в голову разную чушь, - потребовал Майкл.
Важно было лишь то, что произошло там, над океаном!
Неожиданно у него в руках оказалась ручка.
- Если вы будете вести себя очень тихо...
Едва он коснулся ручки, опять всплыл образ: сиделка достает эту ручку из ящика стола на посту дежурного в коридоре. Майкл коснулся бумаги: какой-то мужчина кладет блокнот в металлический шкафчик.
А тумбочка у кровати? Появилось лицо женщины, которая недавно вытирала ее тряпкой; на тряпке полно микробов, принесенных из другой палаты. Потом мимолетный образ какого-то мужчины, возящегося с приемником.
А сама кровать? Последней, кто на ней лежал, была миссис Уна Патрик, умершая вчера в одиннадцать часов утра, раньше, чем он решил отправиться в Оушен-Бич. Нет! Выбросить все это из головы! И вновь мимолетная картина: ее тело в больничном морге.
- Я больше так не могу!
- Что случилось, Майкл? - спросил доктор Моррис - Расскажите мне.
В коридоре Джимми о чем-то спорил. Майкл услышал голос Стейси. Стейси и Джимми были его лучшими друзьями.
Майкла била дрожь.
- Да, конечно, - шепотом ответил он доктору. - Я расскажу вам, но только в том случае, если вы не будете мять и ощупывать меня.
Майкл в отчаянии поднес руки к голове и провел пальцами по волосам. К счастью, он ничего не ощутил. Он снова погружался в сон. "Хорошо, - думал он, - это произойдет так же, как и раньше: она окажется здесь и тогда я пойму". Но даже в состоянии дремы Майкл отчетливо сознавал, что не знает, кто она.
Но ему необходимо вернуться домой. Да, домой, после всех этих долгих лет, в течение которых "домой" успело превратиться в некую фантазию.
- Вернуться туда, где я родился, - шептал Майкл, До чего трудно ему сейчас говорить. Непреодолимо клонит в сон... - Если вы будете и дальше пичкать меня лекарствами, клянусь, я вас убью.
Не кто иной, как его друг Джимми, принес ему на следующий день эти кожаные перчатки. Майкл сомневался, что они помогут, но решил попробовать. Его возбужденное состояние граничило с помешательством. Он без умолку говорил, обращаясь ко всем подряд.
Когда журналисты звонили ему прямо в палату, он торопливо описывал им "происходящее". Когда же они прорвались к нему в палату, Майкла было не остановить. Он говорил без остановки, снова и снова подробно излагая свою историю, и при этом снова и снова повторял:
- Я не могу вспомнить!
Ему давали различные предметы и просили коснуться их. Майкл прикасался и рассказывал, что видит:
- Это не имеет никакого смысла.
Потом камеры выключили, и одновременно смолкли мириады электронных звуков. Больничная администрация выпроводила журналистов. Майкл боялся дотронуться даже до вилки или ножа Он перестал есть. Персонал больницы валом валил в его палату, чтобы сунуть ему в руки тот или иной предмет.
Принимая душ, Майкл коснулся стены и опять увидел ту недавно умершую женщину. Она провела в палате три недели. Майкл слышал, как она убеждала невестку: "Я не хочу идти в душ. Неужели ты не понимаешь, что я больна?"
Но невестка все-таки заставила ее встать под душ... Вон из душевой кабины, и поскорее! Изможденный, Майкл повалился на кровать и засунул руки под подушку.
Когда он впервые натянул плотные кожаные перчатки, перед глазами вспыхнуло несколько картин. Тогда он медленно потер руки одну о другую, надеясь, что образы потускнеют. Какое-то время видения еще проносились перед глазами, но уже не были четкими. В мозгу звенело от многочисленных имен. Затем наступила тишина.
Майкл медленно потянулся к подносу с ужином и осторожно взял нож. Что-то на миг возникло, но образ был бледный, немой, а вскоре и вовсе исчез. Майкл поднес ко рту стакан, выпил молока. Только легкое мерцание перед глазами. Прекрасно! Значит, фокус с перчатками удался! Задача лишь в том, чтобы все движения были по возможности быстрыми.
И еще в том, чтобы поскорее убраться отсюда! Однако врачи не отпускали его.
- Хватит с меня сканирования мозга, - настойчиво твердил Майкл. - Мой мозг в превосходном состоянии. Это руки сводят меня с ума.
Все, кто его окружал, старались ему помочь: и доктор Моррис, и главный врач, и друзья, и тетя Вивиан, которая часами сидела возле его постели. По настоянию Майкла, доктор Моррис связался с бригадой "скорой помощи", береговой охраной, службой по чрезвычайным ситуациям, а также с той женщиной, которая возвращала Майкла к жизни, пока люди из береговой охраны искали ее яхту. Словом, со всеми, кто мог помнить, говорил ли Майкл тогда что-либо важное. Одного-единственного слова достаточно, чтобы взломать замки его памяти.
Но оказалось, что никаких слов Майкл не произносил. Владелица яхты сообщила: открыв глаза, он что-то пробормотал, но она не расслышала. По мнению женщины, слово начиналось на букву "л". Возможно, чье-то имя. Вскоре его забрала береговая охрана. В машине "скорой помощи" он стал буянить, и ему пришлось сделать успокоительный укол.