Майкл переключил внимание на стол. Пресс-папье было чистым, Блок, очевидно, был сама опрятность. Он подергал верхний ящик: заперт. Точно так же и другие ящики. За столом стояло черное кожаное кресло, в спинку которого была вделана серебряная эсэсовская эмблема, а возле кресла, прислоненный к нему и к тумбе стола, стоял черный портфель. Майкл поднял его. На портфеле были серебряные "молнии" СС и готические инициалы "ДГБ". Он положил портфель на стол и, раскрыв замочки, заглянул внутрь. Обнаружил папку и вытащил ее.
В папке лежали белые машинописные листы - официальные эсэсовские материалы Блока - на которых были в основном только числа. Числа были расположены столбиками, обозначавшими, видимо, суммы денег. Финансовые документы, догадался Майкл. Рядом с числами стояли какие-то инициалы: возможно, инициалы людей, сокращенные наименования предметов или своего рода шифр. Во всяком случае, сейчас у него не было времени их разгадывать. Общее впечатление было такое, что на что-то была истрачена очень большая сумма денег, и Блок или его секретарь расписал все расходы до единой немецкой марки.
В папке было еще что-то: квадратный коричневый конверт.
В нем было три черно-белых снимка, увидел Майкл, и он наклонился над ними, заставляя себя рассмотреть их более внимательно.
На первой фотографии было лицо умершего. Точнее, то, что осталось от его лица. Левая щека была превращена в отверстие с разорванными в клочья краями, дыры были по всему лбу, нос прогнил до зияющей дыры, и сквозь изодранные губы виднелись зубы. Еще дыры, каждая диаметром около дюйма, были рассеяны по подбородку и на распоротом горле. Все, что осталось от правого уха, было огрызком мяса, как будто кто-то сжег его газовой горелкой. Глаза человека глядели пустым взглядом, и Майклу потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что век не было. Внизу снимка, сразу же под изувеченным горлом трупа, была черная дощечка. На ней было написано по-немецки мелом: "19/2/44, испытательный образец 307, Скарпа".
На втором снимке был профиль чего-то, что могло быть женским лицом. К черепу прилипла короткая прядка темных курчавых волос. Но большая часть кожи отсутствовала, а раны были настолько уродливыми и глубокими, что обнажились корни языка и носоглотка. Глаз превратился в белую спекшуюся массу, как кусок свечного воска. Через изъязвленное плечо шла черная дощечка: "22/2/44, испытательный образец 245, Скарпа".
Майкл на затылке ощутил покалывание холодного пота. Он взглянул на третий снимок.
Было человеческое существо мужчиной, женщиной или ребенком, сказать было трудно. От лица не осталось ничего, кроме сочившихся отверстий, объединенных блестевшей тканью. В этих ужасных остатках зубы были стиснуты, как будто сдерживая последний крик. Отверстия разъедали глотку и плечи, и на дощечке было: "22/2/44, испытательный образец 359, Скарпа".
Скарпа, подумал Майкл. Норвежский остров, где у доктора Густава Гильдебранда был второй дом. Очевидно, Гильдебранд развлекал гостей. Майкл собрался духом и еще раз посмотрел на снимки. Испытательные образцы. Безымянные номера. Вероятно, русские пленные. Но - Боже праведный! - что могло нанести такие повреждения человеческой плоти? Даже огнемет приносил более чистую смерть. Соляная кислота - единственное, что пришло ему на ум, способное произвести такой ужас, однако разодранные в клочья края тканей не наводили на мысль о сожжении ни химикатами, ни огнем. Конечно, он не был специалистом по разъедающим реагентам, но усомнился, что даже соляная кислота могла бы произвести такой жуткий эффект. Испытательные образцы, думал он. Образцы для испытания чего? Каких-то новых химических веществ, которые изобрел Гильдебранд? Чего-то ужасного, что можно было испытывать только на бесплодном острове вдали от побережья Норвегии? И какое это могло иметь отношение к стальному кулаку и карикатуре на задыхавшегося Гитлера?
Вопросы без ответов. Но в одном Майкл Галатин был уверен: он должен найти эти ответы до вторжения союзников, до которого оставалось чуть больше месяца.
Он положил снимки обратно в конверт, потом вернул конверт и бумаги в папку, а папку в портфель, застегнул портфель и поставил его обратно точно на то же место, откуда взял. Он потратил еще несколько минут, оглядывая кабинет, но ничто другое не вызвало у него интереса. Затем он выключил лампу, прошел через комнату и направился к входной двери. Он почти дошел до нее, когда услышал, как в скважину вставили ключ. Он резко остановился, быстро повернулся и поспешно проскользнул к балконным дверям. Он едва успел выскочить на балкон, как дверь отворилась. Возбужденный девичий голос сказал: "О, это выглядит божественно!"
- Полковник обожает роскошь, - донесся грубый ответ. Дверь закрылась и была опять заперта. Майкл стоял, прижавшись спиной к стене замка, и кинул взгляд сквозь стеклянную панель двери. Бутц явно нашел себе партнершу и затащил ее в номера Блока, пытаясь воодушевить ее на то, чтобы она разделась. Следующим шагом, если Майкл что-нибудь понимал в обольщении, будет вывести ее на балкон и сделать так, чтобы она оперлась на ограждение и у нее захватило дух от красоты. В свете этого здесь было далеко не лучшее место, чтобы укрыться.
Майкл быстро перелез через балюстраду на предательский с просветами выступ. На ощупь найдя в камнях трещину, зацепился за нее пальцами и двинулся назад тем же путем, каким пришел. Кладка трещала и осыпалась под его тяжестью, но он перебрался через провалы и добрался до балкона номеров Сэндлера. Уже стоя на балконе, он услышал, как за его спиной девица сказала: "Тут так высоко, правда?"
Майкл открыл балконные двери и проскользнул в них, осторожно прикрыв за собой. Номера были зеркальным отражением блоковских, только камин был из красного камня, а картина над ним была другим видом фюрера. Тут было тихо. Сэндлер, должно быть, еще бримстонил. Майкл пошел к двери и увидел, что возле нее стояла клетка, в которой на насесте сидел сокол. Клобучка на Блонди не было, темные глаза сокола неподвижно уставились на Майкла.
- Привет, сучка, - сказал Майкл и громко побарабанил по клетке. Сокол затрясся от злобы, взъерошив перья на загривке, и стал шипеть. - Я могу съесть тебя и выплюнуть твои косточки на пол, - сказал Майкл. Сокол нахохлился, тело у него затрепетало, как громоотвод в бурю. - Ну, быть может, в следующий раз. - Он потянулся к дверной ручке.