- Этот человек... явно не хочет... чтобы его беспокоили, - все, что мог сказать Шеклтон, когда "Форд" трясло сильнее, чем танк, какой он когда-то водил. Господи! Пожалей мой больной копчик, - подумал он. Дорога продолжалась, тропа мучений через густой зеленый лес. Наконец еще через две-три мили бесчеловечной дороги фары уткнулись в высокие железные ворота. Они были широко распахнуты, и "Форд" въехал во владения, не останавливаясь.
Грязная дорога стала чуть ровнее, но ненамного. Не раз они попадали на колдобину, и зубы Шеклтона лязгали с такой силой, что, он знал, он бы откусил себе язык, если бы не держал его поджатым. Ветер из леса пронизывал с обеих сторон, в стекла сыпало льдинками, и вдруг Шеклтон осознал, как далеко он забрался от Арканзаса.
Мэллори нажал на тормоз.
- Тут! Что такое? - сказал Хьюмс-Тельбот, глядя вдоль светового конуса фар. На дороге стояли три большие собаки, ветер ерошил шерсть.
- Боже мой! - Хьюмс-Тельбот сдернул очки, поспешно протер стекла и снова надел их. - Мне кажется... Это же волки!
- Черт! Закройте все стекла! - завопил Шеклтон.
Форд сбавил ход до предела. Когда кулак Шеклтона ударил по замку двери с его стороны, три зверя ощетинились на запах горячего металла и моторного масла и скрылись в стене деревьев, черневшей с левой стороны. "Форд" опять набрал скорость, веснушчатые от возраста руки Мэллори твердо держали руль. Они проделали большую дугу по лесу и вынырнули на дорогу, вымощенную булыжником.
Тут и стоял дом Майкла Галатина.
Он был похож на церковь, построенную из темно-красных камней, скрепленных белой известью. Шеклтон понял, что раньше это, должно быть, и была церковь, потому что наверху была узкая башня, завершавшаяся белым шпилем и ограждением вокруг нее. Но действительно изумительным в этом сооружении было то, что оно снабжалось электричеством. Свет лился из окон первого этажа, а вверху на башне из окошек с витражами мерцало темно-синим и розовым. Справа было каменное строение поменьше, вероятно, мастерская или гараж.
Дорожка делала круг перед домом, Мэллори остановил "Форд" и потянул ручной тормоз. Он постучал в стекло и, когда Хьюмс-Тельбот опустил его, водитель спросил с некоторой неуверенностью:
- Мне оставаться здесь, сэр?
- Да, пока что, - Хьюмс-Тельбот знал, что старый шофер - один из штатных сотрудников британской разведки, но ему не стоит знать больше, чем абсолютно необходимо. Мэллори кивнул - послушный слуга - и выключил мотор и фары.
- Майор? - Хьюмс-Тельбот двинулся к дому.
Два офицера пошли от автомобиля сквозь колючие снежинки, подняв под шинель плечи. Над тремя каменными ступеньками возвышалась обитая дубовая дверь с позеленевшим бронзовым молоточком: какое-то животное, в зубах которого была зажата кость. Хьюмс-Тельбот поднял кость - и вместе с ней поднялась нижняя клыкастая челюсть зверя. Он стукнул по двери и стал ждать, чувствуя, как его пробирает озноб.
Задвижка откинулась. Шеклтон чувствовал, как у него в желудке бурчит от ведьминого пойла в "Бараньих отбивных". А затем дверь повернулась на смазанных петлях, и в ее освещенном проеме показался силуэт черноволосого мужчины.
- Входите, - сказал Майкл Галатин.
3
В доме было тепло. В нем был натертый воском дубовый паркетный пол, и в зале с высоким потолком в очаге из грубо отесанного белого камня жарко играло пламя. После того как капитан Хьюмс-Тельбот предъявил Майклу верительное письмо, подписанное полковником Валентином Вивьеном из Лондонского управления паспортного контроля, Шеклтон прошел прямо к камину - греть свои покрасневшие руки.
- Чертовски трудно добираться сюда, - прохрипел Шеклтон, шевеля пальцами. - Наверное, трудно найти более безлюдную местность, не так ли?
- Мне другой найти не удалось, - спокойно сказал Майкл, читая письмо. - Если бы я имел желание развлекать незваных гостей, я бы купил дом в Лондоне.
Шеклтон почувствовал, как пальцы заныли, отогревшись, и повернулся, чтобы получше рассмотреть человека, с которым, как бы то ни было, приехал познакомиться.
На Майкле Галатине был черный свитер с закатанными до локтей рукавами и выцветшие изрядно поношенные брюки цвета хаки. На ногах были стертые коричневые мокасины. Его густые черные волосы, подбитые сединой на висках, были острижены по-военному, коротко с боков и сзади. На подбородке была темная-темная щетина, которой два-три дня не касалась бритва. На левой щеке был шрам, начинавшийся от глаза и уходивший назад, к краю волос. Шрам от лезвия, подумал Шеклтон. Знакомое такое напоминание. Ну, значит, у Галатина есть опыт рукопашного боя. И что же? Шеклтон прикинул, что рост этого человека около шести футов двух дюймов, плюс-минус четверть дюйма, и вес около ста девяноста - ста девяносто пяти фунтов. На вид Галатин был мужчиной сильного, широкоплечего атлетического типа, может быть футболиста или регбиста или как там это у англичан называется. Он производил впечатление спокойной силы, как мощная пружина, сильно стянутая и готовая вот-вот сорваться. И все же этого было недостаточно, чтобы считать его способным к выполнению задания в оккупированной нацистами Франции. Галатину явно было необходимо побыть на солнце: он был бледен, словно после зимней спячки, наверное, ни разу не видел яркого солнца за все шесть месяцев. Черт возьми, в этой проклятой стране всю зиму не бывает ничего, кроме сумрака. Но сейчас зима уходила, и всего лишь через два дня наступит весеннее равноденствие.
- Вам известно, что в округе водятся волки? - спросил его Шеклтон.
- Да, - сказал Майкл и сложил письмо, которое прочитал. Последний раз он работал с полковником Вивьеном уже давно. Должно быть, дело важное.
- Я бы на вашем месте не ходил на прогулки, - продолжал Шеклтон. Он полез во внутренний карман шинели, вытащил сигару и обрезал у нее кончик маленькими ножничками. Потом чиркнул спичкой о белый камень очага, - эти здоровые зверюги любят мясо.
- Это волчицы, - Майкл опустил письмо в карман.
- Какая разница, - Шеклтон зажег сигару, глубоко затянулся и выпустил струю голубого дыма, - вам надо немного размяться, достать ружье и поохотиться на волков. Вы уж точно знаете, как обходиться с ружьем, не... - он оборвал разговор, потому что Майкл Галатин внезапно оказался прямо перед ним, и его светло-зеленые глаза сковали льдом его душу.