Они лежали вместе, голова Чесны покоилась на плече Майкла, и беседовали вполголоса. Война, по крайней мере на короткое время, отступила. Может быть, она потом уедет в Америку, сказала Чесна. Она никогда не видела Калифорнию, и вероятно, что это то место, где она сможет начать все с начала. Есть ли у него кто-нибудь, нетерпеливо ждущий его возвращения в Англии? - спросила она, и он сказал, что никого. Но именно Англия - его дом, сказал он ей, и он вернется туда, когда их миссия закончится.
Чесна пальцем водила по его бровям и тихо смеялась.
- Что смешного? - спросил он.
- О... ничего. Просто... ну, ты не поверишь, о чем я подумала, когда увидела, как ты влезаешь в окно.
- Хотел бы знать.
- Это действительно безумие. Я подумала, что мое воображение разыгралось сверх меры, особенно с тех пор, как средь бела дня меня до смерти напугал волк. - Она перевела взгляд на волосы на его груди. - Но я думала - не смейся - что ты вполне мог бы быть... - она заставила себя сказать это слово, - оборотнем.
- Именно таков я и есть, - сказал он и посмотрел ей в глаза.
- О, таков? - она улыбнулась. - Я всегда подозревала, что вы больше животное, чем барон.
Он издал звук рычания, придушенный в горле, и его рот впился в ее.
На этот раз их любовное слияние было более нежным, но не менее страстным. Язык Майкла щедрее ласкал ее груди и игриво и непринужденно прогуливался по простору ее тела. Чесна прижималась к нему руками и ногами, когда он мягко входил в нее. Она настаивала, чтобы он вошел глубже, и, будучи джентльменом, он удовлетворил ее желание. Они лежали лицами друг к другу, сплав железа и шелка, и прижимались медленными толчками и круговыми движениями, как танцоры под музыку. Их тела вздрагивали и напрягались, чуть розовея от усилий. Чесна стонала, пока Майкл, встав над ней на четвереньках, дразнил языком ее нежные складочки, и когда она дошла почти до момента истощения, снова стал входить в нее, ей казалось, что она вот-вот разрыдается от полноты экстаза. Она дрожала, шепча его имя, и его ритм довел ее до состояния предельного восторга, который, тем не менее, продолжал усиливаться, Чесна будто бы спрыгнула со скалы и летела по воздуху, мерцающему всеми цветами радуги. Уверенные толчки Майкла не прервались, пока он не ощутил жаркий спазм, за которым последовало извержение, от которого, казалось, его позвоночник и мышцы растянулись почти до боли. Он остался в теле Чесны, угнездившись между ее бедрами, в то время как они целовались и шептались, а весь мир лениво вращался вокруг их постели.
На следующее утро доктор Стронберг объявил, что Майкл быстро идет на поправку. Лихорадка исчезла, синяки почти совсем рассосались. Лазарев тоже окреп и мог ходить вокруг дома на пока еще негнущихся ногах. Однако доктор Стронберг обратил свое внимание на Чесну, которая недостаточно выспалась прошлой ночью. Она заверила доктора, что чувствует себя прекрасно и этой ночью уж обязательно проспит не менее восьми часов.
После заката от дома отъехал коричневый автомобиль. Спереди сидели доктор Стронберг и Чесна, сзади - Майкл и Лазарев, оба в парашютных мешковатых, серо-зеленого цвета костюмах. Стронберг вел машину по узкой проселочной дороге на северо-восток. Поездка заняла около двадцати минут, затем Стронберг остановился на краю широкого поля и дважды включил и выключил фары. В ответ просигналили фонарем с противоположного края поля. Стронберг повел машину туда и остановил ее возле укрытия, загороженного несколькими деревьями.
На каркас из брусьев была натянута маскировочная сетка. К человеку с фонарем присоединились еще двое, все в простой крестьянской одежде. Они подняли край сетки и жестом пригласили гостей пройти внутрь.
- Вот он, - сказала Чесна, и в желтом свете фонаря Майкл увидел самолет.
Лазарев рассмеялся.
- Господи! - сказал он по-немецки, затем по-русски: - Да это же не самолет, а гроб с моторчиком!
Майкл был готов с ним согласиться. Трехмоторный транспортный самолет, выкрашенный в серое, был достаточно вместителен, чтобы везти семь или восемь пассажиров, но его способность летать вызывала сомнения. Машину покрывали строчки пулевых отверстий, капоты крыльевых моторов выглядели так, будто их долбили кувалдами, а одна из стоек колес была заметно перекошена.
- Это "Юнкерс-52", - сказал Лазарев. - Такие выпускали в 1934 году.
Он осмотрел самолет снизу и провел пальцами по замазанным краской стыкам, зло выругавшись, когда нашел дыру размером с кулак.
- Это чертова штука вполне может развалиться на части! - сказал он Чесне. - Вы его не на свалке откопали?
- Конечно, - ответила она. - Если бы он был исправен, то "Люфтваффе" до сих пор его использовала бы.
- И он полетит, да? - спросил Майкл.
- Полетит. Моторы немного барахлят, но в Норвегию они нас доставят.
- Вопрос на самом-то деле в том, - сказал Лазарев, - полетит ли он с людьми? - Он нашел еще одну дыру с проржавевшими краями. - Пол в кабине летчиков вот-вот провалится!
Он подошел спереди к крыльевому мотору, потянулся и засунул руку внутрь, за пропеллер. Пальцы его вымазались в грязном масле и смазке.
- Ну, надо же! В моторе столько грязи, что можно растить пшеницу! Златовласка, ты что, хочешь покончить самоубийством?
- Нет, - выразительно сказала она. - И я бы попросила вас перестать так меня называть.
- Ну, я-то думал, что сказки должны вам нравиться. Тем более, если такую рухлядь вы называете самолетом. - Лазарев взял у одного мужчины фонарь, прошел к дверце на фюзеляже и низко наклонился, чтобы забраться в самолет.
- Это лучшее, что я смогла сейчас раздобыть, - сказала Чесна Майклу. - Он, может, и не в лучшем виде, - они услыхали, как Лазарев рассмеялся, когда осветил фонарем кабину, - но может доставить нас туда, куда нам нужно. Независимо от того, что по этому поводу думает ваш приятель.
Нам придется пролететь больше семисот миль, подумал Майкл. Часть этого путешествия пройдет над свирепо холодным морем. Если мотор откажет над водой...
- Есть ли, на крайний случай, спасательный плотик? - спросил он.
- Да, есть. Я сама заклеивала в нем дыры.
Из "Юнкерса" вылез Лазарев, ругая все и вся.