Но маленький Михаил ничего не знал ни о политике, ни о красных, воюющих против белых, ни о хладнокровных людях Ленине и Троцком. К счастью, он ничего не знал и про целые деревни, что сравняли с землей враждующие стороны не более чем в сотне миль от того места, где стоял он, запуская желтого змея; ничего не знал он и о голоде, и о женщинах и детях, дергавшихся на деревьях, будучи повешенными, и о револьверных стволах, забрызганных мозгами. Он знал, что его отец был героем войны, что мать его красива, что его сестра иногда щиплет его за щеку и называет оборвышем, и что сегодня - день долгожданного пикника. Он смотал нитку змея, борясь с ветром, затем осторожно взял его в руки и побежал через поле к матери.
Однако Елена знала о тех вещах, о которых не знал ее сын. Ей было тридцать семь лет, на ней было длинное светлое платье цвета весеннего льна, и седые волоски уже пробивались на висках. Вокруг глаз и около рта пролегли резкие морщинки, оставленные не возрастом, а постоянными внутренними тревогами. Федор слишком долго не возвращался с войны, его серьезно ранило в кровопролитной схватке у болотистого захолустья под названием Ковель. Безвозвратно ушли в прошлое оперные представления и яркие праздничные огни Санкт-Петербурга, ушла шумная толчея московских улиц; ушли банкеты и пышные вечерние приемы во дворцовых садах царя Николая и царицы Александры, и в тени их прорисовывались очертания будущего.
- Он летал у меня, мама! - закричал, подбегая, Михаил. - Ты видела, как высоко?
- Так это был твой змей? - с притворным удивлением спросила она. - А я подумала, что это было облако, зацепившееся за нитку.
Он понял, что мать над ним шутит.
- Это был мой змей! - сердился он, и она взяла его за руку и сказала:
- Ты бы лучше спустился на землю, облачко ты мое. Мы собирались на пикник.
Она стиснула его руку - он возбужденно трепетал, словно язычок пламени свечи - и повела его в дом. На дорожке стоял их работник Дмитрий с экипажем, запряженным парой только что выведенных из стойла свежих лошадей, и двенадцатилетняя Лиза несла из дверей дома одну из плетеных корзинок с провизией для пикника. Служанка и компаньонка Елены, Софья, несла другие корзинки и помогла Лизе уложить их позади экипажа.
А затем из дома появился Федор, неся под рукой коричневое одеяло, скатанное в сверток, а другой рукой опираясь на трость, увенчанную резным орлом. Его правая нога, покалеченная пулеметными пулями, не разгибалась и была заметно тоньше левой; но он научился легко передвигаться, и, донеся одеяло до экипажа, поднял лицо к солнцу.
Елена после всех этих лет не могла без учащенного сердцебиения смотреть на него. Он был высок и худ, с фигурой фехтовальщика, и, хотя ему было сорок шесть лет и на его теле было много шрамов от сабель и пуль, в нем все еще сохранилось что-то от юноши, любопытство и энергия жизни, тогда как она иногда чувствовала себя старухой. Его лицо с удлиненным тонким носом, прямым подбородком и глубоко посаженными карими глазами, прежде было жестким и суровым, лицом человека, который испытал крайние трудности. Теперь же, однако, оно смягчилось от осознания реального положения: он отошел от службы Родине и проживет остаток своих дней здесь, на этом пятачке земли, далеко от центра событий. После отречения царя он настоял на отставке, хотя это была горькая пилюля, но теперь, когда она рассосалась, он ощущал себя опустошенным.
- Какой чудесный день, - сказал он и посмотрел на деревья, шелестевшие под ветром.
На нем была коричневая, тщательно выглаженная форма, на груди много медалей и нашивок, а на голове фуражка с темным околышем, на которой все еще оставался вензель царя Николая Второго.
- Я запускал змея! - радостно сказал Михаил отцу. - Он поднялся почти до неба!
- Молодец, - отозвался Галатинов и потянулся к Лизе. - Ангелочек мой! Не поможешь мне взобраться, а?
Елена смотрела, как она помогла отцу забраться в экипаж, пока Михаил стоял со змеем в руках. Она коснулась плеча сына.
- Ну-ка, Михаил. Давай проверим, все ли уложено.
Змея они тоже поместили позади, и Дмитрий закрыл и замкнул крышку багажника. Елена с Михаилом уселись напротив отца с Лизой в красной обитой бархатом середине, они помахали на прощанье Софье, а Дмитрий дернул вожжи, и две каурые лошади стронули экипаж.
Михаил смотрел в овальное окошко, в то время как Лиза рисовала пейзаж, а отец с матерью разговаривали о вещах, которые он едва помнил: весенний праздник в Санкт-Петербурге; поместье, где они жили, когда он родился; люди, имена которых были ему знакомы только потому, что он слышал их раньше. Он смотрел, как медленно вращающееся поле меняется на лес из огромных дубов и вечнозеленых елей, прислушивался к хрусту веток под колесами и копытами лошадей. Сладкий аромат диких цветов заполнил экипаж, когда они проезжали мимо цветущей лужайки, и Лиза оторвалась от рисования, когда Михаил увидел группу оленей на опушке леса. С середины октября и до конца апреля его держали взаперти дома, и он усердно выполнял учебные упражнения, которые давала ему Магда, их с Лизой воспитательница. Сейчас же под неудержимым напором весны чувства Михаила возбудились. Свинцовая тяжесть зимы сползла с земли, по крайней мере на время, и мир, окружавший Михаила, одевался в красивый зеленый наряд.
Они каждый год в мае выезжали на пикник - ритуал, возвращавший их к петербургской жизни. А этом году Дмитрий нашел для них красивое местечко на берегу озера, в часе неторопливой езды от дома Галатиновых.
Озеро было голубым и покрытым рябью от ветра, и когда Дмитрий подогнал экипаж к поляне, Михаил услышал карканье воронов на верхушке громадного кряжистого дуба. Озеро окружал лес, изумрудное запустение, на сотни верст не нарушаемое ни деревьями, ни поселениями. Дмитрий остановил экипаж, подложил камни под колеса, пока Галатиновы выгружали корзинки и расстилали одеяло так, чтобы была видна голубая поверхность, потом повел выпряженных лошадей испить озерной воды.