Он перестал крутить педали и повел велосипед за руль через растрескавшуюся мостовую. Боковым зрением увидел слева вспышку огня. Кто-то, стоя в дверях, подносил к сигарете зажженную спичку. Спичка погасла, показалась струйка дыма. Мяу, подумал Майкл. Он продолжал идти, опустив голову, и справа увидел приближавшийся переулок. Он направил велосипед в его сторону, свернул в него, проехал на велосипеде футов двадцать и остановился. Он прислонил "Пежо" к стене из серого кирпича и пошел назад по переулку до въезда в него с Рю Тоба, потом, присев на корточки за несколькими мусорными бачками, стал всматриваться через улицу в тот дверной проем, где стоял человек из гестапо, куривший сигарету. Крошечная красная точка вспыхивала и угасала в ночи. Майкл видел мужчину, одетого в темный плащ и шляпу, силуэт которого рисовался слабым голубым мерцанием. Медленно протянулись семь или восемь минут. Внимание Майкла привлекла полоска света, и он глянул в окно на третьем этаже. Кто-то отодвинул черную занавеску дюйма на два-три; занавеска была отодвинута только на несколько секунд, потом опять вернулась на место, и свет исчез.
Майкл сообразил, что несколько людей гестапо держали квартиру Адама под наблюдением круглые сутки. С этого наблюдательного поста на третьем этаже они просматривали насквозь всю Рю Тоба и могли видеть каждого входящего или выходящего из дома Адама. Они наверное имели также в квартире Адама подслушивающие устройства, и все его телефонные разговоры записывались. Итак, связной должен передать записку Адаму где-то на его пути на работу; но как это возможно, если гестапо ходит за ним по пятам?
Майкл привстал и попятился обратно в переулок, по-прежнему наблюдая за курившим сигарету. Человек его не видел; его взгляд прохаживался взад и вперед вдоль улицы с рассеянной, даже скучающей бдительностью. Майкл сделал еще два шага назад и тут почуял его.
Пот от испуга.
Позади него кто-то был. Кто-то очень тихий, но Майкл расслышал слабое хриплое дыхание.
И вдруг лезвие ножа ткнулось ему в позвоночник.
- Отдавай деньги, - сказал мужской голос по-французски с сильным немецким акцентом.
Вор, подумал Майкл. Подстерегающий по темным углам. У него не было кошелька, чтобы уступить, а при любой драке мусорные бачки обязательно загремят и вызовут интерес у людей гестапо. Он решил, как надо действовать, в течение секунды. Он встал в полный рост и сказал по-немецки:
- Хочешь умереть?
Наступила пауза. Затем:
- Я сказал... отдавай... - Голос дрогнул. Вор был перепуган до смерти.
- Убери нож от моей спины, - сказал спокойно Майкл, - или через три секунды я тебя убью.
Прошла секунда. Другая. Майкл напрягся, готовый крутануться назад.
Нажим ножа на позвоночник исчез.
Он услышал, как вор побежал назад по переулку, в сторону Рю де ла Шин. Первой его мыслью было ему дать убежать, но тут в его мозгу сверкнула идея и стала раскаляться добела. Он повернулся и побежал за вором; этот человек бежал быстро, но недостаточно. Прежде чем вор добежал до Рю де ла Шин, Майкл нагнал его, ухватил за развевающийся грязный плащ и почти сбил с ног. Человек, во весь свой пять футов с двумя дюймами ростик, обернулся и с приглушенным проклятьем ударил ножом, не целясь. Кулак Майкла ударил по его запястью, выбил нож из его онемевших пальцев. Затем Майкл схватил человечка и ударил его о стену из серого кирпича.
Глаза у вора вылезли на лоб, светло-голубые под челкой грязно-бурых волос. Майкл схватил его за воротник, зажал ему ладонью рот и сдавил подбородок.
- Тихо, - прошептал он. Где-то за переулком противно вякнул кот и смылся в укрытие. - Не дергайся, - все еще по-немецки проговорил Майкл. Тебя еще никуда не ведут. Я задам тебе несколько вопросов, и хочу, чтобы ты ответил на них честно. Понял?
Вор, испуганный и дрожащий, кивнул.
- Хорошо, сейчас я уберу руку, но если ты крикнешь, в одно мгновение сломаю тебе шею.
Он крепко встряхнул этого человека, для пущей убежденности, затем опустил руку. Вор издал слабый стон.
- Ты - немец? - спросил Майкл. Вор кивнул. - Дезертир? - Пауза, затем кивок. - Сколько времени ты в Париже?
- Шесть месяцев. Пожалуйста... отпустите меня. Я ведь не тронул вас, верно?
Ему удавалось скрываться в Париже, оккупированном немцами, шесть месяцев. Хороший знак, подумал Майкл.
- Не ной. Чем ты еще занимался, кроме попыток резать людей? Воровал хлеб на рынке, может овощи то тут, то там, пирог-другой с лотка?
- Да, да. Примерно так. Пожалуйста... Я не гожусь в солдаты. У меня слабые нервы. Пожалуйста, отпустите. Ладно?
- Нет. Ты карманничал?
- Немного. Когда приходилось. - Глаза вора сощурились. - Погодите-ка. А кто вы? Ведь не военная полиция. В чем ваша игра, а?
Майкл этот вопрос проигнорировал.
- Ты - хороший карманник?
Вор ухмыльнулся, блефуя умело. Под серостью и уличной грязью ему было наверно около сорока пяти. Немцы действительно скребли по сусекам, выискивая солдат.
- Я еще жив, разве нет? Теперь, вы-то кто, черт возьми? - В глазах его появилась мысль. - Ага, конечно. Подпольщик, да?
- Вопросы задаю я? Ты - нацист?
Человек грубо рассмеялся. Отхаркнулся на мостовую.
- Я что, похож на некрофила?
Майкл слегка улыбнулся. Может, он и вор не по одну сторону баррикады, но симпатичны друг другу. Он придавил человека, чтобы тот присел, но не снял руку с грязного ворота. Со стороны Рю де ла Шин в переулок заворачивала Габи.
- Эй! - в тревоге прошептала она. - Что случилось?
- Встретил кое-кого, - сказал Майкл. - Того, кто может нам пригодиться.
- Я? Пригодиться подполью? Ха! - человек оттолкнул руку Майкла, и пальцы Майкла разжались. - Да оба вы можете сгнить в аду, и я не буду о вас беспокоиться!
- На твоем месте я бы вякал потише. - Майкл показал в сторону Рю Тоба. - Там через улицу стоит гестаповец. В том доме их может быть целое гнездо. Не думаю, что ты хочешь, чтобы они заинтересовались, правда?
- Пожалуй, не хочу, - ответил тот. - Итак, на чем мы остановились?
- У меня есть работа для карманника, - сказал Майкл.
- Что? - Габи соскочила с велосипеда. - О чем вы говорите?
- Мне нужны ловкие руки, - продолжал Майкл. Он жестко посмотрел на вора. - Но не для того, чтобы стащить из кармана, а чтобы в карман кое-что положить.
- Вы совсем очумели! - проговорил вор с усмешкой, от которой его мрачное, с нависшими бровями лицо стало еще мрачнее. - Может, мне все же стоит позвать гестапо, чтобы они разобрались с вами?