Так что же насчет Стального Кулака? - думал Майкл в то время, когда острие его топора взметало в воздух щепки. Он упоминал это сочетание слов нескольким агентам от Парижа до Золингена, но никто из них не имел ни малейшего представления о том, что они могли бы значить. Все они, однако, были единодушны в том, что это - кодовое название в стиле Гитлера, идеально подходившее к его воле и сердцу, и мозгу, который, должно быть, тоже был из стали.
Чем бы ни был Стальной Кулак, Майкл должен был это выяснить, и необходимость этого росла с приближением июня и дня неизбежного вторжения союзников - штурм побережья без полного знания того, с чем им предстояло иметь дело, был бы самоубийством. Он повалил еще одно дерево. Берлин был менее чем в тридцати милях на востоке. Они дошли из такой дали по изрытой воронками и освещаемой по ночам бомбовыми взрывами земле, уклоняясь от эсэсовских патрулей, броневиков и подозрительных селян, для того, чтобы их зацапал желторотый лейтенантик, все интересы которого ограничивались рубкой сосен? Предполагалось, что Эхо в Берлине свяжется с Майклом - это было устроено Камиллой. На этом этапе любая задержка была чревата осложнениями. Отсюда - меньше чем тридцать миль, но топоры продолжают махать.
Мышонок срубил свое первое дерево и смотрел, как оно валилось. По обеим сторонам от него размеренно трудились пленные. В воздухе во все стороны густо летели щепки. Мышонок отдыхал, опираясь на топор, плечи у него уже ныли. Где-то дальше, в глубине рощи, застучал дятел, передразнивая топоры. - Давай, продолжай работать! - Солдат с винтовкой встал рядом с Мышонком.
- Я на минуточку отдохнуть. Я...
Солдат пнул его в икру правой ноги, не настолько сильно, чтобы сбить с ног, но достаточно, чтобы оставить синяк. Мышонок скривился и увидел, как его друг, человек, которого он знал только как зеленоглазого, прекратил работу и стал наблюдать за ними.
- Я сказал продолжать работу! - приказал солдат, казалось, не заботясь о том, немец Мышонок или нет.
- Ладно, ладно. - Мышонок опять поднял свой топор и прохромал чуть глубже в деревья. Солдат шел за ним по пятам, стараясь найти еще причину, чтобы пнуть маленького человечка. Сосновые иголки царапали лицо Мышонка, и он отводил ветки в сторону, чтобы подобраться к стволу.
И тут он увидел прямо перед собой две свисавших темно-серых мертвых ноги.
Он глянул вверх, потрясенный. Сердце у него тревожно забилось.
На ветке висел мертвый человек, серый, с бородой как у Иова, вокруг свернутой шеи обвилась веревка, рот был раскрыт. Руки у него были в запястьях связаны за спиной, одежда выцвела до оттенка апрельской грязи. Сколько лет было этому человеку, когда он умер, сказать было трудно, хотя у него были волнистые рыжие волосы, волосы молодого человека. Глаза вытекли, выклеванные воронами, и куски щек тоже были вырваны. Это была худющая, иссохшая оболочка, шею которой обхватывала проволочка, на которой висела табличка с поблекшими буквами: "Я дезертировал из своего взвода". Под этими словами кто-то нацарапал черным: "И ушел домой к Дьяволу".
Мышонок услышал чей-то придушенный вскрик. Это из его собственной глотки, дошло до него. Он будто бы почувствовал на себе эту петлю.
- Ну? Что стоишь тут, раззявив рот? Сними его.
Мышонок оглянулся на солдата.
- Я... нет... пожалуйста... я не могу...
- Давай, недомерок. Принеси хоть какую-то пользу.
- Пожалуйста... Меня вырвет...
Солдат напряг мышцы, вожделея следующий пинок. - Я сказал снять его. Повторять не буду, ты, малявка...
Его швырнуло в сторону, и он, споткнувшись о сосновый пенек, уселся на заднее место. Майкл потянулся, ухватился за ноги трупа и сильно дернул вниз. Гнилая веревка подалась, к счастью обрываясь раньше, чем у трупа оторвалась голова. Майкл еще раз дернул, и веревка лопнула. Труп свалился и упал у ног Мышонка мешком с костями.
- Проклятье! - солдат с раскрасневшимся вскочил лицом, сдернул с карабина предохранитель и сунул ствол в грудь Майклу. Палец его держался на курке.
Майкл не пошевелился. Он уставился в глаза человека, глаза обиженного ребенка, и сказал: - Сохрани пулю для русских, - на чистейшем баварском диалекте, поскольку его новые документы удостоверяли, что он баварский фермер, разводивший свиней.
Солдат сморгнул, но палец его оставался на курке.
- Маннергейм! - крикнул лейтенант, шагая к ним. - Опусти винтовку, дурак! Они немцы, а не славяне.
Солдат тут же подчинился. Он снова накинул предохранитель, но все еще молча упрямо глядел на Майкла. Лейтенант встал между ними. - Иди, смотри за теми, - сказал он Маннергейму, показывая на группу пленных. Маннергейм поплелся туда, а офицер со щеками-пышками повернулся к Майклу. - Не трогай моих людей. Понял? Я мог бы позволить ему застрелить тебя, и был бы прав.
- Мы оба на одной стороне, - напомнил ему Майкл, взгляд его был спокоен. - Разве не так?
Лейтенант молчал. Слишком долго. Не заметил ли он какую-то фальшь в моем диалекте? - подумал Майкл. Кровь у него застыла. - Дай-ка посмотреть на твои документы, - сказал лейтенант.
Майкл полез в свою покрытую грязью коричневую куртку и вынул документы. Лейтенант раскрыл их и стал изучать отпечатанные данные. Здесь в правом нижнем углу, сразу под подписью чиновника по выдаче разрешений, была официальная печать. - Фермер, разводящий свиней, - тихо пробормотал он и покачал головой. - Боже мой, до чего дошло...
- Я по-своему тоже воюю, - сказал Майкл.
- Наверно. Но если бы все действительно воевали, русские не прорвали бы фронт. Эти сволочи не остановятся, пока не дойдут до Берлина. На какую службу ты пошел добровольцем?
- Мясника.