- Ого! - сказал Сэндлер. - От вас пахнет чем-то, что ей не нравится.
Это был въевшийся в поры тела Майкла волчий запах. Майкл помедлил, держа мясо примерно в четырех дюймах от клюва Блонди. Свист становился все выше и резче, словно из кипящего чайника шел пар.
- По-моему, вы не на шутку ее встревожили. Тш-ш-ш, девочка. - Сэндлер убрал от Майкла руку, а вместе с ней и сокола, и нежно подул сзади на шейку Блонди. Свистящие звуки постепенно утихли. Но пристальный взгляд Блонди по-прежнему был словно бы привязан к Майклу, и тот почувствовал, что соколихе хочется, снявшись со своего кожаного насеста, изодрать его когтями. "Яблочко от яблоньки, каков хозяин, такова и птица", - подумал он; за этим столом ему никто не внушал симпатии.
- Ну, да ладно, - сказал Майкл. - Стыдно позволить такому отменному мясу испортиться. - Он положил говядину в рот, разжевал и проглотил. Чесна в ужасе ахнула. Сэндлер просто сидел, ошарашенный и неверящий. Майкл небрежно отхлебнул вина и промокнул губы белоснежной салфеткой. - Одно из моих любимых блюд - "бифштекс-тартар", - пояснил он. - Это ведь почти то же самое, не так ли?
Сэндлер вышел из транса.
- Пригляделись бы вы к своему нареченному получше, - порекомендовал он Чесне. - Похоже, ему доставляет удовольствие вкус крови. - Сэндлер поднялся; на данный момент игра закончилась. - К сожалению, есть дела, требующие моего внимания, поэтому сейчас я с вами прощаюсь. Барон, надеюсь, позже нам еще представится возможность побеседовать. Вы, разумеется, будете заглядывать в Бримстонский клуб?
- Не премину.
- Коль скоро вы способны есть сырое мясо, Бримстонский клуб должен вам чрезвычайно понравиться. Буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи. - Он хотел было еще раз обменяться с Майклом рукопожатием, потом посмотрел на свои испачканные кровью пальцы. - Вы извините меня, если я не пожму вам руки?
- Извиняться нет необходимости. - Тем более, что его суставы не были готовы еще к одному испытанию на прочность. Сэндлер с привязанным к левой, одетой в перчатку, руке соколом коротко поклонился Чесне и широким шагом вышел из бара.
- Очаровательно, - сказал Майкл. - Я встречал и более симпатичных змей.
Чесна посмотрела на него; она и впрямь была хорошей актрисой, поскольку ее лицо сохраняло мечтательное выражение счастливой влюбленной, в то время как глаза были холодными и неприветливыми. - За нами следили, сказала она. - Если вы еще хоть раз попробуете засунуть свой язычище мне в горло, я его откушу. Вам ясно, милый?
- Означает ли это, что мне будет предоставлен еще один шанс?
- Это значит, что наше обручение - фикция, которую не следует путать с реальным положением дел. Это был лучший способ объяснить ваше присутствие и поселить вас в этом отеле.
Майкл пожал плечами, пожалуй, наслаждаясь пикировкой с этой сложной белокурой нордической знаменитостью. - Я лишь пытаюсь играть свою роль.
- Оставьте игру мне. Просто идите, куда я велю вам идти, делайте то, что я велю делать, и говорите, когда заговорят с вами. Не давайте никакой информации по собственному почину, и, ради Бога, не пытайтесь мериться эго с Гарри Сэндлером. - Она неодобрительно нахмурилась. - И что насчет сырого мяса? Вам не кажется, что вы немного переборщили?
- Быть может, и так, но ведь эту сволочь я отсюда выкурил, правда?
Чесна ван Дорн отпила вина, но не ответила. Приходилось признать, что Майкл прав. Сэндлер оказался оттеснен на второй план - другой, возможно, принял бы это легко, но только не этот охотник на крупную дичь. И все же... в некотором эксцентричном, странном роде это действительно было забавно. Она глянула поверх края бокала на своего собеседника. Определенно не того типа, что собирают тюльпаны, решила она. Полностью отмытый от грязи, без косматой шевелюры и бороды, он был очень красив. Но его глаза тревожили Чесну чем-то, чему она не могла дать определения. Они походили на... да, решила она: они походили на глаза опасного зверя и напомнили ей бледно-зеленые глаза горного волка, который напугал ее в Берлинском зоопарке, когда ей было двенадцать. Зверь уставился на нее холодными прозрачными глазами, и, несмотря на прутья решетки, Чесна задрожала и крепко прижалась к руке отца. Она знала, что думает волк: "Я хочу тебя съесть".
- Я хочу есть, - сказал Майкл. От сырого мяса у него разыгрался аппетит. - Здесь есть ресторан?
- Да, но еду можно заказать в номер. - Чесна допила вино. - Нам о многом нужно поговорить. - Майкл смотрел на нее, не отрываясь, и под его внимательным взглядом она отвела глаза. Подозвав обслуживавшего их официанта, она подписала счет, а потом взяла Майкла за руку и повела из бара, точно породистого пса на поводке. Как только они оказались в вестибюле и зашагали к ряду лифтов с позолоченными дверьми, Чесна включила свою великолепную улыбку, точно театральный юпитер.
Они уже были у лифтов, когда сиплый мужской голос произнес: Фройляйн ван Дорн?
Чесна остановилась и обернулась, сияя улыбкой, готовая очаровать очередного искателя автографов.
Человек этот был воистину громадным: живой блиндаж, ростом около шести футов трех дюймов и весом по меньшей мере двести шестьдесят фунтов, с толстыми руками и могучими плечами. На нем была форма адъютанта СС, серое кепи с козырьком, а лицо было бледным и бесстрастным. - Мне велели вручить вам вот это, - сказал он, протягивая Чесне маленький белый конверт.
Чесна взяла его; ее рука по сравнению с рукой этого человека казалась рукой ребенка. На конверте значилось ее имя.
Сердце Майкла дрогнуло. Перед ним стоял человек по имени Бутц, который до смерти забил ногами в Безанкуре дядю Габи.
- Я должен доставить обратно ответ, - сказал Бутц. Его волосы были подстрижены очень коротко, а бледно-голубые глаза смотрели из-под тяжелых век - глаза человека, которому все прочие живущие на земле видятся хрупкими конструкциями из плоти и костей. Пока Чесна, разорвав конверт, читала письмо, Майкл быстро взглянул на сапоги эсэсовца - высокие, выше колен, с толстой подошвой. Их глянцевая поверхность отражала свечи в шандалах, и Майкл задумался, не эти ли самые сапоги вышибли зубы Жервезу. Он почувствовал, что Бутц наблюдает за ним, и, подняв взгляд, посмотрел в тусклые голубые глаза. Бутц коротко кивнул; его пристальный взгляд не выразил никакого узнавания.