Руки Майкла дернулись кверху, пальцы царапали по дереву. Тело яростно вздрагивало — движение, которое убийца оценил как приближение смерти.
Но это была не смерть.
Правая рука Майкла Галатина стала извиваться и менять форму. По его лицу текли капли пота, и явная мука искажала его черты. Черные волосы на тыльной стороне его рук зашевелились, сухожилия перемещались, слышался слабый хруст костей. Кисть искривлялась, костяшки увеличивались в размере, мякоть становилась крапчатой и утолщалась, черные волосы разрастались.
— Подыхай, сукин сын, — проговорил убийца по-немецки. Он зажмурил глаза, весь сконцентрировавшись на том, чтобы удавить своего врага до смерти. Теперь осталось чуть-чуть… чуть-чуть…
Что-то под его руками задвигалось, словно снующие муравьи. Тело тяжелело, толстело. Появился едкий звериный запах.
Убийца открыл глаза и глянул на свою жертву.
То, что он держал, не было больше человеком.
С воплем он попытался перебросить его через перила, но когти вонзились в дубовую балку и намертво застыли в ней, а чудовище подняло пока еще человеческое колено и ударило немца в подбородок с силой, которая отбила в нем всякие ощущения. Он выпустил свою жертву и, визжа, бросился наутек. Он упал, запнувшись о разлетевшиеся латы, пополз к двери спальни, оглянулся и увидел, как когти чудовища отцепились от балки. Оно упало на пол, подскакивая и дергаясь, освобождаясь от своего коричневого халата.
И тут убийца, один из лучших в своей породе, познал истинное значение ужаса.
Чудовище приходило в себя, ползло в его сторону. Оно еще не совсем обрело свой вид, но зеленые глаза смотрели на него не отрываясь и обещали смерть.
Рука убийцы ухватила копье. Он ткнул им в морду чудовища, но тот отпрыгнул в сторону, кончик копья попал в изменившуюся левую щеку и прочертил на черном розовую линию. Затем он отчаянно ударил его ногой, пытаясь прорваться в двери спальни и добраться до ограждения террасы — и тут почувствовал, как в его лодыжку вцепились клыки, дробящая сила раскусила кость как спичку. Челюсти разомкнулись и вцепились в другую ногу, за икру. Снова хрустнула кость, и убийца свалился без сил.
Он завопил, моля Бога, но ответа не последовало. Только легкое дыхание чудовища.
Он выбросил кверху обе руки, чтобы отразить нападение, но руки человека не могли оказать никакого сопротивления. Зверь прыгнул на него, прямо перед его лицом был его влажный нос и немигающие страшные глаза. Затем нос фыркнул в его грудь, сверкнули клыки. В грудину ударило, как молотом, потом еще раз, как будто его разорвало на две части. Лапы раздирали его, из-под когтей вылетали красные ошметки. Убийца изворачивался и боролся изо всех сил, но его силы были ничем. Когти зверя рвали его легкие, вырывали его наружные мышцы, вкапывались в нутро человека, а затем нос и зубы нашли пульсирующий приз, и двумя рывками головы сердце было оторвано от своего ствола, как перезревший, истекающий соком плод.
Сердце было раздавлено между челюстями, и рот впитал его соки. Глаза убийцы были все еще открыты, и тело его дергалось, но вся кровь его вытекла наружу и ничего не осталось, чтобы поддерживать жизнь его мозга. Он издал потрясающий страшный стон — и чудовище, запрокинув голову, вторило крику голосом, который разнесся по дому, как предвестник смерти.
Затем, внюхиваясь в разверстую середину, зверь стал пожирать тело, с неудержимой яростью вырывая таинственные человеческие внутренности.
Позже, когда огни Каира потускнели и над пирамидами проплыли первые фиолетовые лучи восходящего солнца, что-то случилось с животным, терзавшим человека, скорчившегося и изорванного, в особнячке графини Маргерит. Из его пасти исторглись страшные куски и ошметки, колышущееся красное море, все это потекло под перилами через край вниз на пол, выложенный плиткой. Обнаженное существо свернулось в форму плода, содрогаясь в конвульсиях, и в доме мертвых никто не услышал его плача.
Часть первая
Весна священная
Глава 1
Опять его разбудил этот сон, и он лежал в темноте, в то время как порывы ветра звенели стеклами окон и хлопал незакрепленный ставень. Ему снилось, что он волк, которому снится, что он человек, которому снится, что он превратился в волка. В этой путанице сновидений обломками разломанной механической головоломки лежали обрывки и фрагменты воспоминаний: окрашенные в тон сепии лица отца, матери и старшей сестры, лица, как будто с фотографии с обгоревшими краями; дворец из обломков белого камня, окруженный непроходимым дремучим лесом, в котором лишь вой волков переговаривался с луной. Проносящийся мимо состав с паровозом, светящий фарами, и маленький мальчик, бегущий рядом с рельсами, все быстрее и быстрее, ко въезду в открывающийся перед ним туннель.