— Я не подозревала, что вы верите в везение.
Она выгнула дугой светлую бровь.
— Это субъективное понятие. Там, откуда я, «везение» и «право силы» означают одно и то же.
Она воспользовалась случаем.
— А откуда вы, Майкл?
— Издалека, — ответил он, и по тому, как он это сказал, она поняла, что больше разговоров о его личной жизни быть не должно.
— У нас есть десерт, — сказала она, когда он закончил с котлетами и отодвинул тарелку. — Шоколадный торт, на кухне. Я приготовлю кофе.
Она встала, но он опередил ее. Он уже был рядом с ней, не успела она сделать и двух шагов, и сказал:
— Торт и кофе потом. У меня на уме другой десерт.
Взяв ее руку, он поцеловал ее, медленно, каждый пальчик.
Она обвила руками его шею, сердце у нее колотилось. Он поднял ее без усилий на руки, а затем вынул из голубой вазы с розами в центре стола одну розу.
По лестнице, через зал с оружием он понес ее к спальне с кроватью с четырьмя стойками и с видом на холмы Каира.
При свете свечи они раздели друг друга. Она помнила, какие волосатые были у него руки и грудь, но теперь она увидела, что он был поранен: грудь его была залеплена крест-накрест пластырями.
— Что с вами произошло? — спросила она, касаясь пальцами его крепкого смуглого тела.
— Да просто ерунда, попал в один переплет.
Он смотрел, как ее кружевное белье сползло к ногам, и затем вынул ее из одежд и положил на прохладную белую постель.
Теперь он тоже был обнажен и казался еще огромнее благодаря освещенным свечой буграм мышц. Он лег, пристраиваясь рядом с ее телом, и она ощутила сквозь слабый запах его одеколона еще один запах. Он был как аромат мускуса, и опять ей подумалось о зеленных чащах и холодных ветрах, дующих на диких просторах. Его пальцы легонько кружили вокруг ее сосков, потом его рот приник к ее рту, их тепло соединилось, переливаясь друг в друга, и она содрогнулась всем телом и душой.
Вместо его пальцев появилось что-то другое: бархатная роза кружила вокруг ее затвердевших сосков, возбуждая ее груди, как поцелуи. Он провел розой по ее животу, остановился и покружил у пупка, потом ниже, в пуще золотистых волосков, все кружа и возбуждая нежными прикосновениями, от которых ее тело раскрывалось и томилось. Роза подвинулась к увлажнившемуся центру ее желания, пощекотала ее напрягшиеся бедра, потом здесь же оказался его язык, и она вцепилась пальцами в его волосы и застонала, а ее бедра волнообразно двигались ему навстречу.
Он остановился, поддержав ее спину у края, и начал снова, языком и розой, действуя попеременно, как пальцами на волшебном золотом инструменте. В душе Маргерит пела музыка, она шептала и постанывала, в теле ее рождались горячие волны и прорывались сквозь ее ощущения.
И вот он пришел, этот раскаляющий до бела взрыв, который подбросил ее с постели и заставил выкрикнуть его имя. Она упала назад, как осенний лист в цвете красок, увядающий с краев.
Он вошел в нее, своим жаром в ее жар, и она ухватилась за его спину и держалась за нее, как всадник в бурю; его бедра двигались с осторожностью, без неистовой силы, и только она подумала, что больше не выдержит этого, тело ее открылось, и она забилась так, чтобы он вошел в то место, где они станут одним существом с двумя именами и двумя колотящимися сердцами, и чтобы твердая плоть его мужского достоинства тоже бы вошла в нее, а не просто прижалась к ее влажности. Ей нужен был весь он, до последнего дюйма, и вся влага, которую он мог ей дать. Но даже в разгаре этого вихря она чувствовала, как он сдерживается, как будто внутри у него было что-то такое, что даже сам он не мог проникнуть в это. В потоке их страсти ей показалось, что она слышала, как он зарычал, но звук был заглушен ее собственным хрипом, и она не была уверена в том, что это не был ее собственный голос.
Кровать ходила ходуном. Это бывало со многими мужчинами, но никогда так неистово.
И тут его тело дернулось — первый, второй, третий раз… Пять раз. Он задрожал, пальцы его скручивали смятые простыни. Она сомкнула ноги на его спине, желая, чтобы он остался. Ее губы нашли его рот, и она ощутила соленый вкус пота.
Они немного отдохнули, говорили опять, но теперь шепотом, и темой были не Лондон или война, а искусство страсти. Потом она взяла розу оттуда, где она лежала на тумбочке, и провела ею по коже к его восстанавливающейся твердости. Это была прекрасная машина, и она благодарила ее со всей щедростью любви.