- Можешь идти, - сказал ему Лонгботтом, когда за ними закрылась дверь. Филипс на ходу дописывала протокол.
- Но, дядя Фрэд… - начал было Фабиан. Тот ответил раздраженным взглядом, неуловимо напомнив Фрэнка. Или, вернее сказать, это Фрэнк напоминал отца, когда смотрел на Пруэтта с точно таким же недовольным видом.
- Мальчик, ты на часы смотрел? Ты уже третий час колдуешь, у самого скоро кровь из ушей пойдет. Иди отдохни, продолжишь утром. Этот проклятый адвокат в любом случае выиграет для мерзавца несколько часов. Сейчас обязательно найдет какую-нибудь лазейку и заявит, что мы не имеем права продолжать допрос.
Фабиану эта мысль совершенно не понравилась, но нельзя было отрицать, что Лонгботтом прав. Адвокаты постоянно портили им жизнь.
- Но…
- Фабиан, иди к ней, - снова перебил его Лонгботтом. Потом улыбнулся в ответ на удивленные, широко распахнутые синие глаза – “а откуда вы знаете?” – и добавил: - И моему раздолбаю скажи, чтобы брал Алису и шел домой, пока у него передозировка зельем Бодрости не случилась. А то мы, знаешь ли, еще внуков хотим и желательно здоровых.
- Да ладно вам… - начал Фабиан и опять не договорил.
- Не рассказывай мне сказки, умник. А то я не знаю, какие у мракоборцев дети рождаются. Сначала вы годами глотаете ускорители реакции и прочую дрянь, а потом удивляетесь, почему у ваших детей то проблемы со слухом или зрением, то координация движений нарушена, то вообще никаких магических способностей. Сквибы через одного.
Фабиан только пожал плечами и снова взъерошил волосы. Он об этом вообще не задумывался. Хватало старшей сестры с выводком племянников, настолько шумных и шкодливых, что пять минут в их компании разом отбивали всё желание заводить собственных детей.
- Так, ты еще здесь? – спросил Лонгботтом. Пруэтт прыснул и поспешно ретировался в сторону ближайшей лестницы.
- Уже ухожу.
В пустых темных коридорах Министерства Магии стояла гулкая, пугающая тишина. На изолированном десятом уровне, куда допускались только сотрудники Департамента Магического Правопорядка и адвокатуры – сюда даже лифт не спускался, шахта заканчивалась на девятом уровне, и дальше приходилось идти пешком, – тишина была привычной, но стоило миновать усиленную заклинаниями железную дверь и подняться на один пролет, как немедленно становилось не по себе. В рабочие часы здесь кипела жизнь, по коридорам сновали стажерки в форменных мантиях различных Департаментов – а некоторые и вовсе не в мантиях, а в коротких, не по погоде, юбчонках, – носились, задевая головы, сложенные самолетиками бледно-фиолетовые записки и серебристые Патронусы. Но после десяти вечера Министерство будто вымирало, магические лампы в коридорах и кабинетах гасли, оставляя освещение только в Атриуме и никогда не спящем втором уровне, и каждый звук гулко отражался от высоких стен, слышимый задолго до того, как его источник приближался к повороту. Поэтому доносящиеся из штаб-квартиры мракоборцев пронзительные женские крики Фабиан услышал еще на лестнице.
- Я готовилась к этому вечеру месяц! – вопила неизвестная девица. – Я заказала у Фортескью самый дорогой торт, который только был! Да мне платье шили на заказ! И ради чего?! Ради того, чтобы этот торт оказался на моем платье?!
- Глэдис, дорогая, ну зачем же так нервничать? – пытался успокоить ее мужской голос. – Ничего страшного не случилось, это всего лишь ужин по случаю помолвки.
- О, так значит, мне стоит начинать нервничать, когда нам сорвут свадьбу?! Так ты считаешь?! Спасибо, дорогой, ты меня утешил! И что бы я делала без твоей поддержки?!
Фабиан открыл массивную двустворчатую дверь из белого дуба и вошел в главный зал Департамента, служивший и рабочим местом мелких, незначительных отделов, и приемной Аврората, из которой вели усиленные защитными чарами двери в кабинеты и подсобные помещения вроде комнаты отдыха и по совместительству курилки. В зале было людно. Не меньше двадцати человек, как навскидку прикинул Фабиан,
- Дорогая, ну зачем так нервничать? – незадачливый, по-видимому, жених начинал повторяться. Его невеста, совершенно не подходящая ему девица с уложенными в высокую прическу блестящими темно-рыжими волосами, злобно топнула ножкой в лакированной туфельке и ответила:
- Затем, что вместо того, чтобы праздновать, мы всей семьей сидим в Аврорате в компании какого-то татуированного…
Фрэнк поднял голову от лежащей на столе стопки пергаментов. Девица наткнулась на спокойный взгляд льдисто-зеленых глаз, поперхнулась уже готовым сорваться с губ обидным словом и умолкла. Лонгботтом кивнул и снова опустил голову, продолжив заполнять бумаги каллиграфическим почерком, в свое время выводившим из себя половину хогварстких студентов, которые писали не так идеально и вынуждали преподавателей тратить кучу времени на проверку домашних работ. За что постоянно получали от недовольных учителей шпильку в адрес своих почеркушек и фразу в стиле «А вот у Фрэнсиса Лонгботтома…». Очень удобно списывать, обычно добавлял про себя Фабиан.
- Ты совершенно права, дорогая, - шепотом согласилась с девицей какая-то тетка среднего возраста. Лонгботтом закатал рукава свитера, когда сел записывать показания, и теперь тетка во все глаза таращилась на татуировки на его предплечьях. Левое обвивала длинноперыми крыльями серебристо-коричневая птица со стилизованной под ацтекские рисунки головой, а правое – темно-синяя защитная вязь. – Ну и молодежь пошла.
- Ну что вы, тетушка, - заулыбалась еще одна участница неудавшегося вечера, длинноногая брюнетка в коротком переливающемся платье. – Вы просто ничего не понимаете в современных модных течениях. Это очень красиво.
Лонгботтом ее проигнорировал, продолжив что-то писать. Брюнетку отсутствие реакции ничуть не смутило.
- А вы не могли бы потом проводить меня до дому, майор? А то снаружи так темно и страшно.
Фрэнк молча, по-прежнему не отрывая взгляда от пергамента, поднял левую руку с пером и показал девице тонкое золотое кольцо на безымянном пальце. Брюнетка обиженно надула пухлые губы.
- Зря, - в шутку сказал Фабиан едва слышным шепотом, подходя и заглядывая ему через плечо в документацию. – Ты видел ее ноги?
- Доркас в курилке, - ответил Фрэнк, продолжая писать.
- А что она там делает? – удивился Пруэтт.
- Сидит, я полагаю. Потому что это единственное место, где сейчас никого нет и никто не вопит, что она испортила помолвку.
- Чего?! – переспросил Фабиан. Слишком громко, потому что многочисленная родня немедленно уставилась на него перепуганными глазами, пытаясь понять, о чем он говорит и касается ли это их.
- Того, - ответил Лонгботтом. – Так что иди к ней.
- Вы с отцом сговорились, что ли?
- Да, нас всех очень волнует твоя личная жизнь. Потому что без нашей помощи ты стопроцентно налажаешь. Это тебе не случайная девица в баре, - невозмутимо отозвался Фрэнк и наконец поднял на него глаза. – Ты всё еще здесь?
- Вам никто не говорил, что вы очень похожи? – пошутил Фабиан.
- Ты сегодня не в форме, - ответил Лонгботтом. – Расколол?
- Нет. Пришел адвокат, и дядя Фрэд меня выгнал. Кстати, он просил передать, чтобы ты домой шел.
- Угу, - отмахнулся Фрэнк, снова начав писать. – Только здесь закончу. Ты воспоминания у всех собрал?
- Да, еще до того, как вниз пошел.
- Тогда, может, нам объяснят, почему нас до сих пор не отпустили? – спросила невеста.
- Потому что я так сказал, - огрызнулся Лонгботтом. Многочисленные родственники майора Медоуз уже успели довести его до белого каления. – Вот когда всё подпишете, тогда и пойдете.
- Тебе помочь? – спросил Фабиан.
- Нет. Поэтому иди в курилку, там от тебя сейчас больше толку будет.
- Если меня вообще туда пустят, - пробормотал Пруэтт себе под нос. С Медоуз станется захлопнуть дверь у него перед носом.
Пустили. Вернее, просто не возражали, когда он постучал и, заглянув внутрь, спросил:
- Можно?
- Как хочешь, - ответила Доркас, сидя на диване и глядя перед собой. Распущенные медные волосы закрывали лицо, и комната насквозь пропиталась неприятным чувством подавленности. Обычно Медоуз закрывалась от него, не желая, чтобы наглый рыжий легиллимент знал, что она чувствует, но сейчас у нее не было на это сил.