Когда замолчал мотор автомобиля, что вез пленника и сопровождающих, когда я вылез из машины, выпрямил спину, расправил плечи и сделал первые несколько шагов, подталкиваемый конвоирами, вдруг остро почувствовал сверлящий затылок взгляд. Я обернулся. Китаец не отвел глаз, смотрел на меня внимательно и заинтересованно.
— Иди, не зыркай по сторонам, — стиснул пальцами мой локоть один из надзирателей. — К лестнице иди и наверх, дорогу знаешь.
Я покорно побрел к лестнице, ведущей в солярий, а взгляд китайца продолжал обжигать затылок. Он — единственный, этот китайский Мастер, заметил произошедшие во мне изменения, обратил внимание на гордо выпрямленную спину и обманчиво расслабленную походку, распознал во мне человека, победившего природный инстинкт самосохранения, а следовательно, смертельно опасного даже для него. Мастера.
Ступеньки под ногами поскрипывали. Я шел, зажатый с боков конвоирами-надзирателями, китаец контролировал меня сзади. Руки на этот раз не сковали наручниками, и Альфа резвится где-то на небесах в собачьем раю, но присутствие китайского Мастера опаснее дюжины овчарок. Однако я больше не боюсь гостя с Востока. Он мне безразличен. Моя цель — человек со шрамом. Скорей бы оказаться на расстоянии прыжка от цели. Я сумею прыгнуть как надо и вцепиться зубами в глотку врага. Достаточно секунды, чтобы перекусить его горло. Я еще успею почувствовать вкус его крови, прежде чем умру!
Перед входом в солярий оба русскоязычных конвоира отстали, втолкнули меня в дверной проем, следом вошел китаец, и дверь, щелкнув замком, захлопнулась.
На лестнице царил полумрак, а солярий оказался залит ярким электрическим светом. Я зажмурился на мгновение, проморгался, открыл глаза и осмотрелся по сторонам.
Четыре мощных прожектора освещали помещение. Прожектора висели под потолком. Потолок стеклянный, многосекционный, думаю, отдельные секции — съемные. Вот и сняли четыре секции по углам, сунули в прорехи прожектора, и четыре ярких искусственных солнца затмили бледную ночную луну.
Два часа ночи, по моим прикидкам. Подходящее время для кончины самоубийцы-камикадзе.
...Черт! А ведь человек со шрамом совсем не зря подозревал меня в тяге к самоубийству! Впервые захотелось сдохнуть, когда по моей вине чуть не умер пенсионер-сердечник, и вот опять мечтаю о вечном покое! Помнится, перед прыжком в окно меченый Монте-Кристо говорил, что знает о моих замыслах, что я ищу легкой смерти, что я предсказуем... Черт! Тысяча чертей!!!
Человека со шрамом НЕ БЫЛО в солярии! Не было!!! В огромном для восьми человек помещении находились лишь пятеро китайцев, я, Захар и Лешка! И никого больше! По одному китайцу на троих пленников, плюс двое желтых в резерве, и все! Все! Конец дикой жажде убить врага ценою собственной жизни! Он снова переиграл меня, опять предугадал мои чаяния и цели!!!
С невероятным трудом я удержал в груди истошный звериный вопль, сдержал готовую сорваться пружину злобы в сердце. Нет, нет и нет! Я не позволю кому бы то ни было наслаждаться видом моей беспомощной ярости! Я не упаду на пол и не буду биться затылком о деревянные доски, выкрикивая проклятия. Достоинство — вот последнее, что у меня осталось! Достоинство и мечта о вкусе теплой вражеской крови на губах, несбыточная мечта...
— Наконец-то все в сборе, господа... — Голос человека со шрамом раздался откуда-то сверху. Тихий спокойный голос, усиленный какой-то электроникой типа мегафона. Я запрокинул голову, прищурился. Свет прожекторов все равно ослеплял, и единственное, что я увидел, — черные провалы в блеске стеклянного потолка.
Называю потолок стеклянным по инерции. Стеклом в быту принято обзывать обязательно прозрачный, но совершенно не обязательно хрупкий материал. Конечно, кристально прозрачные плиты на потолке сделаны из чего-то особо прочного. Фиг знает из чего, материаловедение не мой конек. Уверен, по потолку можно ходить. Наверное, неподражаемое ощущение, прогуливаться над головами узников-букашек. Человеку со шрамом это должно быть в кайф. Представляет себя, полагаю, чуть ли не богом, небожителем, вершителем судеб. Попирает ногами хрустальный свод рукотворных небес и при помощи «матюгальника» через специально оставленные проруби-прорехи снисходит до беседы с нами, копошащимися внизу в деревянной яме. В выгребной яме сломанных судеб. В преисподней.
— Господа! — грянул «с небес» ненавистный голос. — Вы полностью свободны, господа, в объеме окружающего вас пространства. В принципе, вы, мои братья по расе, вольны сейчас объединиться, выстроиться «свиньей» и с криком «ура» напасть на желтокожих супостатов. Ну же, господа...
Я опустил голову, устав щуриться. Сморгнул. Посмотрел на своих друзей по несчастью. Друзей по беде, по горю, по нерастраченной яростной злобе. Впрочем, из двоих старинных дружков, что стояли недалече, только Захар, похоже, сохранил самообладание. Лешка Митрохин сгорбился, уставился себе под ноги и лишь изредка воровато зыркал по сторонам, словно затравленный зверек. Захар же внешне оставался спокойным, как всегда. Недаром Захара Смирнова называли Захарка Смирный. Захар встретился со мною глазами, сразу отвел взгляд, внимательно посмотрел на Леху, повернул шею, оглядел китайцев у себя за спиной.
Пятеро китайцев, будто статуи, выстроились вдоль одной из стен. Кроме Мастера стиля Журавля, приехавшего со мной, остальные китаезы одеты, как и давеча, лишь в штаны на резинке. Узкие глаза не выражали никаких эмоций. Расслабленные тела в любой момент готовы преобразиться в жесткую конструкцию из мышц и костей. В конструкцию, приспособленную для убийства. Биороботы-терминаторы, жутковатое зрелище.
— Вижу, господа, вы не желаете объединяться, — констатировал голос свыше. — Что ж, раз вы так решили, пусть воцарится закон джунглей — каждый за себя! Мне достаточно хлопнуть в ладоши, господа, и на каждого из вас нападет китайский Мастер. Алексею Владимировичу придется противостоять Мастеру стиля Змеи. Захар Семенович потягается мастерством со специалистом стиля Дракона. А Станислав Сергеевич поборется с Журавлем, еще раз попытает счастья после недавнего поражения. Но, господа, мне бы все-таки хотелось, чтобы один из вас вышел победителем в схватке с басурманами. Поэтому я дам вам небольшую поблажку, скромную фору. К сожалению, не всем, а кому-нибудь одному. Скоро мы узнаем, в чьих руках будет фора в виде...
Голос под потолком замолчал, не договорив предложение. Вместо слов, объясняющих, в виде чего будет предоставлена пресловутая фора, сверху свалился некий блестящий предмет. Человек со шрамом швырнул в прореху прозрачного потолка длинный, блестящий, остро отточенный нож.
Тесак гулко стукнулся об пол, подпрыгнул и лег посередине прямоугольника солярия мертвой металлической рыбиной. Хороший тесак. Длинный, длиннее стандартного охотничьего ножа. Широкое лезвие, маленькая гарда для защиты кулака, сжимающего костяную рукоятку, односторонняя заточка острая как бритва. С таким ножом в руке действительно получаешь хоть маленькую, но фору в борьбе с китайским Мастером. Ведь это только в кино Джеки Чаны и Чаки Норрисы лихо вышибают одним небрежным движением ножи и прочую смертельно опасную утварь из рук злодеев. В реальной жизни защититься от длинных, секущих махов клинка крайне тяжело, почти невозможно. Вооруженный соперник никогда не ударит ножом сверху вниз, как воображаемый хулиган на картинке в учебнике по самообороне. И хрестоматийного тычка лезвия, от которого можно уйти в сторону в настоящей схватке, фиг дождешься. Спору нет, для китайских Мастеров клинок не представляет такой же опасности, как, скажем, для меня, однако сейчас нож в моей руке стал бы той надеждой на победу, которую я давно утратил, а честно говоря, которой никогда и не было.