В первую секунду после появления в гостиничном люксе ярко выраженного уголовного элемента я подумал, что он явился по мою душу. Покалеченные ребята в электричке, молодая уголовная поросль и сей татуированный дядька, безусловно, порождены перегноем на разных грядках, однако родом они с одного и того же огорода... Хотя как мог меня отыскать крестный папа молодых гопников, ежели таковой у них и имеется? Да никак!
— Вы к кому? — строго спросил уркагана Толик, выпятив пузо и напустив на себя важный вид. Учитывая наличие красного галстука, Толя сразу же стал похож на сердитого племенного индюка.
Урка с полным безразличием отнесся к строгому тону господина Иванова, длинно, сквозь зубы сплюнул и ответил на вопрос Толика вопросом:
— Жбан где?
— Жбан? — Толик повернул свою большую прилизанную голову в мою сторону: — Стас, ты знаешь, где Жбан?
Я отрицательно помотал головой.
— Милейший, — Анатолий одарил урку самым презрительным взглядом из тех, что имелись в его новорусском арсенале, — мы не знаем ни где находится ваш Жбан, ни кто он такой и, что характерно, знать не желаем. Будьте так любезны, покиньте помещение!
Татуированный визитер проигнорировал просьбу убраться восвояси. Стоял и смотрел на меня. Вернее, даже не смотрел, а рассматривал.
— Эгей, синяк! Я, кажется, к тебе обращаюсь. Давай вали отсюда! — Толик часто задышал, побагровел и еще более стал похож на индюка. На индюка с пудовыми, угрожающе сжимающимися кулаками.
Урка и ухом не повел. И даже глаз в Толину сторону не скосил. Изучал мою внешность, как режиссер на кинопробах изучает кандидата на роль главного героя.
— Ну, видит бог, я предупреждал! — Толик медленно встал со стула, передернул могучими плечами.
— Стас Лунев? — холодно спросил меня урка, по-прежнему игнорируя Толика.
— Да, Стас Лунев... — ответил я растерянно.
— А он — Толя Иванов, точняк? — Урка, не глядя, ткнул в сторону Толика корявым пальцем. Я утвердительно кивнул.
— Расслабься, Толян, — посоветовал урка с прежним безразличием в голосе. — Я и раньше тебе, жиртрест, юшку пускал, и сегодня, надо будет, отметелю.
Шаркающей походкой уркаган подошел к столу, выдвинул стул, уселся на краешек.
— Сядь, Толян, не отсвечивай. — Татуированные пальцы извлекли из пиджачного кармана пачку «Беломорканала» и разовую зажигалку. — Что за понты, мужики?.. Да сядь ты, фраер, утомляешь!
Толик шлепнулся толстой попой на многострадальный стул, отозвавшийся деревянным жалобным стоном. «Новый русский» с отвисшей челюстью — зрелище редкое. К сожалению, я не мог им, сим эксклюзивным зрелищем, сполна насладиться, ибо всецело отдался созерцанию таинственного уголовника.
— Что за понты? — продолжил вещать урка, закуривая. — Не, в натуре, не въезжаю, что за понты?
— Слышишь, земляк, — заговорил я ласково. — Откуда ты знаешь, как нас-зовут?
— Стас, хорош понтоваться! — Впервые в речах нежданного гостя из зоны проявилась эмоция. Искренняя, неподдельная обида. — Колись лучше, кто заместо Жбана маляву чирикал и за каким хером весь этот цирк?!
— Захар? — тихо произнес Толик, уткнувшись брезгливым взглядом в уголовную рожу.
— Сорок лет как Захар! — огрызнулся урка. — Хорош меня за сявку держать! Колитесь, что за понты...
— Стас! Я его признал! Захар Смирнов, чтоб мне провалиться. — Толик так пнул меня ручищей в плечо, что я чуть было не свалился со стула. — Разуй глаза. Стас... Ух, Захар, а ты изменился, постарел...
— Отсидишь с мое, постареешь. — Захар выдохнул беззубым ртом колечко сизого дыма. — Последний раз спрашиваю: что за понты, в натуре?!
Да, это был Захар Смирнов собственной персоной. Изменившийся до неузнаваемости, ужасно постаревший, весь какой-то высохший Захарка Смирный. Единственное, что в нем сохранилось в полной мере, так это невозмутимая флегматичность прирожденного пофигиста, которого очень трудно чем бы то ни было удивить или обескуражить. Озадачить, разозлить — это запросто, а вот как Захар удивляется, я не видел ни разу, хоть и общался с ним в былые времена едва ли не ежедневно. Правда, тогда, когда мы, можно сказать, дружили, не было у Захара ни татуировок на теле, ни блатных словечек в лексиконе. Тогда Смирнов работал в общеобразовательной средней школе скромным преподавателем труда и хаживал вечерами в тот же спортивный зал, где я познакомился с младшим научным сотрудником Анатолием Ивановым.
— Никак не могу вспомнить, Захар, когда мы с тобой последний раз виделись? — Толик смотрел на Захара без прежней брезгливости, но и без особой теплоты.
— Держи ответ по теме, Толян, — мягко, но напористо потребовал Захар. — Я четыре месяца как вышел со второго срока. Должничок мой, Жбан, раньше сдернул и, на зоне свистели, подсел на иглу. Я, как вышел, шепнул людям, что есть у меня до Жбана дело, а он как в воду канул. С весны полная тишина, а вчера вдруг бац — малява от Жбана. Верный человек малявку прямиком ко мне на хату притаранил. Пишет Жбан, что жив-здоров и забивает стрелку. Сегодня. Здесь. Прихожу, вместо Жбана вы сидите. Держите ответ, клоуны, что за цирк? И сердечно прошу, не злите меня лишний раз...
Захар откинулся на спинку стула, перевел сердитый, нехороший взгляд с Толика на меня и обратно на Толика.
— Стас, расскажи ему, — попросил Толик. — Расскажи, как сам сюда попал, про меня расскажи, а я пока подумаю малость, поразмышляю над сложившейся ситуацией.
Толик вытащил из серебряного портсигара очередную тонкую сигарету и задумчиво курил, уставившись в потолок. А я тем временем коротко рассказал Захару, чем сейчас занимаюсь, поведал о рекламном заказчике-банкире Иванове, живописал нашу с Анатолием встречу за несколько минут до прихода Захара и объяснил, каким ветром Толю Иванова занесло в люкс под номером двадцать пять. Едва я закончил рассказывать, слово взял Толик.
— Ситуация, братцы, трагикомическая, — изрек Анатолий глубокомысленно. — Кто-то сумел подобрать к каждому из нас троих свой ключик, и этот кто-то спровоцировал каждого приехать сюда, в санаторий, в один и тот же день, в одинаковое время. Причем Стас думает, что этот загадочный провокатор — я, я подозреваю Стаса, а Захар грешит на нас обоих. Я прав?
Толик замолчал, ожидая реакции аудитории. Мы с Захаром молча кивнули, и он продолжил:
— Хотите — верьте, хотите — нет, но провокатор точно не я, господа! На кой мне устраивать, как правильно выразился Захар, весь этот цирк? Шутки — шутками, но вы представляете, во сколько он, цирк этот, обошелся? За каждым из нас нужно было проследить, вникнуть в наши такие разные жизни и интересы, придумать причину, для каждого индивидуально, которая заставит всех троих, независимо друг от друга, сорваться с места и примчаться в какой-то сраный санаторий!.. — Толик взял паузу, давая нам с Захаром время на осмысление услышанного, затем снова заговорил: — Мы с вами не виделись более десяти лет и ничего не знали друг о друге. Стас, ты, например, знал про то, что Захар сидел?
— Как бросил серьезно тренироваться, какое-то время, по инерции, еще перезванивался с ребятами-единоборцами, — честно ответил я. — И вроде бы Леха Митрохин говорил по телефону, дескать, прошел слушок — Захара посадили. Помнится, все собирался прозвониться к Захару, да закрутился, замотался.
— Не поверил, что меня посадили? — криво улыбнулся Захар.
— Откровенно говоря, нет, не поверил, — признался я.
— Эх, братцы... — тяжело вздохнул Толик. — А я, как окунулся в бизнес, так словно на другую планету попал. Все старые связи вмиг отрубил... Эх-х... Ну да ладно! Вернемся к нашим баранам. Итак, мы не встречались целую вечность и ничегошеньки друг про дружку не знали, никак не пересекались. Нас троих связывает общее спортивное прошлое. В прошлом мы были друзьями, вместе занимались восточными единоборствами, вместе пытались зарабатывать деньги, пользуясь ажиотажным интересом населения к кунгфу, ушу и прочим восточным прибамбасам. Заметьте, господа, в нашем с вами общем спортивном прошлом не было никакого криминала. В восьмидесятые мы были чисты, невинны и законопослушны, аки младенцы. А посему я предлагаю расслабиться и отметить нашу встречу как полагается! Ну-с, братцы-кролики, кто побежит в буфет за коньяком? Должен же в этом сраном санатории быть буфет, а?..