XXVI
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ МОСКОВИИ И ПОДАТИ
Великий князь Московии, разоренный войной с татарами и их грабежами, а также частыми набегами турок, вынужден был обложить новыми податями свои земли и владения. Собрал он приближенных и слуг, министров и советников, а также простой люд своего двора и поведал им, что расходы по содержанию войск, долженствующих защищать их от алчных происков соседей и недругов, ввергли его в крайнюю нужду; что ни республики, ни монархии не могут прожить без податей, а подати сии, будь они легкими или обременительными, всегда оправдывают себя, ибо превращаются в средства защиты народа, с коего их взимают, и тем самым приносят ему мир, благосостояние и жизнь за счет ничтожно малой доли, жертвуемой каждым при справедливом и разумном распределении сих обложений. А в заключение добавил он, что собрал сюда всех ради их же блага и выгоды.
Приближенные и министры поспешили заявить, что согласиться с предложением является делом святым и необходимым и посему в ответе не приходится сомневаться; что все достояние надлежит отдать на нужды князя и оборону отчизны, а князь, мол, пусть соизволит править по своему разумению и взыскивать с подданных своих сколько вздумается, ибо тот, кто отдаст ему свое имущество, покупает себе же покой и процветание, и чем выше налог, тем больше чести и радости народу от сознания, что князь так в нем уверен.
Великий князь выслушал их с удовольствием, но несколько усомнился в их словах и пожелал услышать, что скажет народ; а народ, пока высокие особы разглагольствовали, перешептывался да помалкивал. Наконец избран был среди них один, коему поручено было высказать общие помыслы. Вышел он с видом весьма независимым и произнес следующее:
— Всевластный повелитель наш, твои верные подданные в моем лице с величайшим почтением припадают к стопам твоим и благодарят за рачительность твою об их жизни и безопасности; будучи рождены в твоих владениях и получив от отцов в наследство любовь к своему владыке, просят они передать тебе, что готовы слепо выполнять твою волю, как делали доныне во все дни твоего царствования, да продлится оно и впредь. Известно им, сколь неусыпно бдишь ты, дабы защитить их от бед, и печешься о них не только как самодержец, но и как отец родной, и благодарны они тебе за сию благосклонность и опеку свыше всякой меры. Разумеют они, каковы настоятельные причины, побуждающие тебя к новым неизбежным расходам, от коих уклониться ты не можешь без ущерба для себя и для нас и кои понести не в силах вследствие крайней нужды. От имени моих соотечественников предлагаю тебе все, что есть у нас, без остатка, однако прошу взять во внимание два соображения, а именно: во-первых, ежели ты заберешь себе все имение подданных своих, ты тем самым истощишь родник, долженствующий питать как тебя, так и твоих наследников; иначе говоря, прикончив их, ты сам совершишь то, чем грозит тебе недруг, и это тем опаснее, что неизвестно, разорит ли нас ворог, а уж ты-то разоришь нас наверняка. И тот, кто советует тебе погубить себя, дабы спастись от гибели, тот пособник врага, а не добрый советник. Вспомни о землепашце, коему Юпитер, по словам Эзопа, подарил курицу, которая кормила его, принося что ни день по золотому яичку, пока хозяин, поддавшись наущениям алчности, не решил, что птица, дающая по золотому яйцу в день, хранит в лоне своем богатые залежи сего металла, а посему выгоднее будет забрать его сразу, нежели получать мало-помалу, как заблагорассудилось богам. Убил он курицу и лишился тем самым и ее, и золотых яиц. Владыка, не дай же совершиться на деле тому, что у философа было притчей; иначе ты и народ твой станете притчей во языцех. Властвовать над нищим народом — значит быть не властителем, а бедняком. Князь, который содействует обогащению подданных своих, имеет столько же тугих кошельков, сколько подданных, а у властителя, повинного в их бедности, столько же болезней и тревог, сколько подданных, и даже меньше подданных, нежели врагов и бедствий. С богатством можно распроститься когда захочешь, с бедностью — никогда. Однако вряд ли кому захочется избавиться от богатства, от бедности же — всякому. Другое соображение: острая нужда, что терзает тебя, порождена двумя причинами. Первая кроется в непомерных кражах и грабежах, совершаемых теми, кого ты взял себе в помощь; вторая — в тяготах, что добавились нынче. Нет сомнения, что та причина — первая; твое дело дознаться, не является ли она, кроме того, и главной. А затем распредели по усмотрению своему и на благо казны, какую часть награбленного должны возвратить твои приспешники, а какая доля придется на подати. И тогда сетовать будет единственно тот, кто был тебе изменником.
На этих словах застиг их Час, и князь, поднявшись во весь рост, промолвил:
— Вы, грабители казны моей, немедля верните недостачу и, сверх того, оплатите все нужды народные, А дабы не было долгих проволочек, приказываю вам и присным вашим, кои издалека, через посредничество ваше, впитывали, подобно губке, все мое достояние, оставить себе только то, что досталось вам у меня на службе, за вычетом жалованья.
Столь доброе и справедливое решение князя вызвало великое и единодушное ликование простолюдинов, которые приветствовали его громкими возгласами, именуя августейшим, и, павши на колени, сказали ему:
— В знак признательности нашей мы готовы отдать тебе не только долю, коей ты от нас потребуешь, но добавить к ней еще ровно столько же, и пусть порядок сей установлен будет навечно, для всех случаев, когда придется тебе покрывать то, что у тебя отнимут; тогда и хапуги призадумаются, принимать ли твои дары.
XXVII
ШУЛЕР
Вооружившись колодой карт, более меченной, чем лицо болевшего оспой, некий шулер, когтистый как мартовский кот, решил обчистить другого жулика. Игра велась на фишки, поскольку шулер придерживался взгляда, что несчастливый игрок так легче переносит свой проигрыш, чем когда на глазах у него забирают его кровные денежки. Шулер предоставил своему противнику ставить туда, куда ему будет угодно: хоть направо, хоть налево, — ибо куда бы он ни поставил, все неизменно выходило не по его желанию: карта, которая, по его расчетам, должна была лечь направо, ложилась налево, и наоборот. Искусство шулера можно было лишь сравнить с талантом Апеллеса, — игра была поистине художественной, между тем как противнику везло как утопленнику: он пускал последние пузыри. Счет очков первого неизменно составлял двадцать четыре, а у второго, перевалив за полдень, так до часу ни разу и не дотягивал. Тут-то и застиг их Час. Шулер, пересчитав фишки, объявил:
— Ваша милость должна мне две тысячи реалов.
На что жулик, пересчитавший, в свою очередь, фишки, словно собирался раскошелиться, ответствовал:
— В фейерверке талантов ваших, государь мой, не хватает одной штуки шутихи. А штука эта весьма несложная — проигрывать и не платить. Включите ее в ваше великолепное собрание, и вам ни в чем не придется завидовать Дарахе. Посчитайте, что сейчас вы вели игру с кустом бузины, на котором удавился Иуда со своими тридцатью сребрениками, — а с покойников, вы знаете, взятки гладки. То, что здесь было безвозвратно утрачено, так это время, но в этом отношении мы оба в проигрыше, как я, так и ваша милость.
XXVIII
ГОЛЛАНДЦЫ
Голландцам по милости моря достались в удел ничтожные лохмотья суши, кои они сумели украсть у волн морских, отгородившись песчаными холмами, именуемыми плотинами. Сей народ, восставший против бога на небе и короля на земле, замесивший свой мятежный дух на дрожжах политических козней, добившийся посредством грабежей свободы и преступной независимости и приумноживший свои владения за счет хитроумных и кровавых предательств, достиг успеха и процветания, а посему стал известен всему миру как народ воинственный и богатый. Хвалясь, что Океан признал их, голландцев, за первородных сынов своих, и уверовав, что он, давший им на жительство сушу, которую сам прежде покрывал, не откажет им и в землях, кои он омывает, они решили, укрывшись в судах и населив их великим множеством корсаров, грызть и подтачивать со всех сторон Запад и Восток. Двинулись они в поисках золота и серебра на наши корабли, подобно тому как наш флот идет в Индию за этими сокровищами, ибо рассчитали, что куда быстрее и дешевле отобрать у того, кто везет, нежели у того, кто добывает. Беспечность иного капитана или буря, сбившая корабль с пути, принесли им миллионы с меньшими затратами, нежели труд на золотых приисках. А зависть, которую все монархи Европы питают к славе и величию Испании, еще поощряла да подхлестывала их алчность.