Расхрабрившись от поддержки многочисленных сторонников, завязали они торговые сношения с Португальской Индией, а затем проникли и в Японию. И то падая, то вновь подымаясь с благоразумным упрямством, завладели они лучшей частью Бразилии, где прибрали к рукам, как говорится, не только власть да право, но вдобавок и табак да сахар, и если от сахарных заводов ума им не прибавилось, то денежки у них завелись без сомнения, и притом немалые, а мы остались голые и горькие. Засели они в сих краях, горловине обеих Индий, подобно голодному чудовищу, падкому на суда и корабли, и грозят Лиме и Потоси (скажем, дабы уточнить географию), что вот-вот подойдут, не замочив ног, к их высоким берегам, едва только им наскучит плавать по морю, скользить по реке Ла-Плата, вгрызаться, подобно раку, в побережье Буэнос-Айреса и неусыпно сторожить эти воды.
Итак, сии прожорливые разбойники немало времени потратили, крутя глобус и перебирая морские карты. Раскрыв циркуль во всю ширь, то и дело прыгали они через страны, высматривая и подбирая чужие земли. А принц Оранский с ножницами в руках кромсал карту вкривь и вкось, согласно велениям собственной прихоти.
За этим занятием застиг их Час; и некий старец, согбенный бременем лет, отобрал у принца Оранского ножницы, сказав:
— Ненасытные обжоры, жадные до чужих провинций, всегда помирают от несварения желудка; и ничто так не вредит кишечнику, как власть. Римляне, выйдя из ничтожной борозды, куда не посеять было и полселемина зерна, собрали вокруг себя все окрестные земли и, дав волю алчности, впрягли весь мир в ярмо своего плуга. А поелику известно, что чем шире разольешься, тем скорее иссякнешь, случилось так, что римляне, как только им стало что терять, стали это терять. Ибо жажда к умножению богатств всегда больше, нежели возможность сии богатства сохранить. Пока римляне были бедны, они побеждали имущих; а те, отдав им свое достояние и сами превратившись в бедняков со всеми вытекающими отсюда последствиями, наделили их пороками, кои влекут за собой золото и страсть к наслаждениям, и тем самым погубили римлян, отомстив им с помощью своих же богатств. Что для нас ассирийцы, греки и римляне, как не черепа, напоминающие о бренности всего земного? Трупы сих монархий должны служить нам скорее пугалами, нежели примерами, достойными подражания. Чем старательнее мы будем на безмене власти приближать наш малый груз к тому великому грузу, с которым мы хотим сравняться, тем меньше мы сможем уравновесить его, а чем дальше мы будем стремиться от него уйти, тем легче наш незначительный вес сможет уравновесить тяжелые кинталы; если же мы поставим безмен в предельное положение, то малый наш вес уравновесит и тысячу кинталов. Траян Боккалини изложил сей парадокс в своем труде «Пробный камень», а подтверждением ему служит испанская монархия, чей вес мы жаждем уменьшить за счет увеличения нашего; но сия прибавка к нашему весу ведет только к его утрате. Из подданных чужого государства мы сделались свободными — сие было поистине чудом; теперь задача наша сохранить это чудо. Франция и Англия помогли нам отпилить от Испании изрядный кусок ее владений, коим наводила она страх на соседей, но по той же причине сии державы не потерпят, чтоб мы доросли до той степени, когда станем для них опасны. Топор, опутанный срубленными ветвями, уже не орудие, а только помеха. Франция и Англия будут поддерживать нас, пока мы в них нуждаемся; но стоит нам понадобиться им, как они тотчас примутся искать разорения нашего и скорейшей гибели. Тот, кто увидит, что нищий, которому он подавал милостыню, разбогател, либо потребует у него обратно свои деньги, либо станет у него занимать. Стоит нам чем-то завладеть, как на эти владения принимаются точить зубы всевозможные властители, на глазах которых мы богатеем. Разорившегося соседа презирают все, разбогатевшего — боятся. Ежели мы станем попусту расточать свои силы, мы только сыграем на руку королю Испании в ущерб самим себе; а ежели он задумает разделить и ослабить нас, он даст нам отнять у него часть владений, почтет это уловкой, а не утратой и без труда отнимет все, некогда завоеванное нами, позволив забрать у него земли, отстоящие от него столь же далеко, сколь и от нас. Голландия исходит кровью в Бразилии, а сил ей не прибавляется. Коли мы уж взялись воровать, нам должно уметь сохранить награбленное и не воровать впредь, ибо ремесло сие ведет скорей на виселицу, нежели на трон.
Принц Оранский, раздосадованный такими речами, отнял у старца ножницы и сказал:
— Рим погиб, зато жива Венеция, хотя в свое время крала чужие земли не хуже, чем мы. Петля, о коей ты упомянул, чаще достается в удел неудачникам, чем ворам, и мир так устроен, что крупный вор посылает на виселицу мелкого. Тот, кто срезает кошельки, всегда зовется вором; тот же, кто присваивает провинции и королевства, от века зовется королем. Право монархов зиждется на трех словах: «Да здравствует победитель!». Ежели разложившийся труп порождает в самом себе жизнь, это явление естественное и не противное природе. Труп не сетует на червей, которые его пожирают, ибо сам дал им жизнь. Пусть каждый поостережется, как бы ему не сгнить и не породить собственных червей. Всему приходит конец, и малому быстрее, чем великому. Когда нас станет бояться тот, кто некогда жалел, наступит наш черед жалеть того, кого некогда боялись мы. Мне такая мена по вкусу. Уподобимся же, коли сможем, тем, кто был в свое время подобен нам. Все, что ты тут говорил, следует сохранить в тайне от королей Англии и Франции; и помни впредь, что изначальная помеха становится опорой, когда вырастает.
Говоря таким образом, кромсал он ножницами направо и налево, выстригая наудачу куски то побережий, то заливов, а потом соорудил из обрезков корону и возвел самого себя в бумажные короли.
XXIX
ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ ФЛОРЕНТИЙСКИЙ
Великий герцог Флорентийский, снискавший по вине семи букв в слове «великий» ненависть всех прочих потентатов, беседовал, запершись, со своим верным слугой, коему доверял самые сокровенные тайны. Речь шла о красе подвластных ему городов, о процветании государства, о торговле с Ливорно и о победах, одержанных его галерами. Заговорили наконец о блеске его рода, в жилах которого смешалась кровь всех монархов и коронованных особ Европы, ибо благодаря многократным союзам с Францией герцог насчитывал среди своих родичей по материнской линии и королей-католиков, и христианнейшего короля, и монарха Великобритании.
За подведением сих итогов застиг их Час, и слуга, побуждаемый им, сказал: «Государь! ваше высочество, выйдя из горожан, достигло герцогского трона: „memento homo“. Пока о вашей светлости говорили как о властителе, не было никого вас богаче; нынче же, когда говорят тесте королей и зяте императоров, „pulvis es“,[11] а ежели вам на долю выпадет счастье стать тестем французской ветви да услышать проклятия сватов, in pulverem reverteris».[12] Государство ваше процветает, города прекрасны, порты богаты, галеры победоносны, родня сиятельна, власть, судя по всему, не ниже королевской: однако бросились мне в глаза пятна, кои омрачают и ослабляют блеск сей власти, а именно: память, которую хранят вассалы ваши о временах, когда они были вам ровней; республика Лукка, что торчит, как бельмо на глазу; крепости Тосканы, кои находятся в руках короля Испании; и добавка «великий» к «герцогу», на зависть всем соседям. Герцог, дотоле не замечавший таковых недостатков, спросил:
— Как же вытравить сии пятна? На что слуга ответствовал:
— Вытравить их невозможно, ибо лепятся они столь близко одно к другому, что потребно будет вырезать целый лоскут; а способ сей вовсе негоден, ибо лучше уж ходить в пятнах, нежели в лохмотьях, и коль скоро пятна таковы, что вывести их можно, только отрезая лоскут, у вас вскорости не останется ни единого лоскутка и ваша, светлость сама разлезется на лоскутья. Скажу еще, что пятна сии надлежит загонять вглубь, а не счищать с поверхности. Посему используйте, ваше высочество, собственные слюни и посасывайте эти пятна натощак; а чем понапрасну расходовать деньги на приданое для королев, потратьте-ка их лучше на покупку затычек для соседских ушей, дабы не слышно им было, как вы разделываетесь с пятнами.