Однако приглядевшись, я понял, что волка занимали люди, он чего-то ждал от них, но верить им, похоже, не особенно верил. Сквозь сетку его манили хлебом, колбасой, кто-то ради смеха, что ли, совал яблоко. Волк и шагу не сделал в нашу сторону. Стоял, широко расставив лапы, красивый и сильный в своей роскошной серой шубе, большелобый, с зоркими угрюмыми глазами. Я не заметил, как он исчез под лапами елей. Это произошло так быстро и неуловимо — я не поверил, что его перед нами уже нет. Почему-то мне стало неловко перед ним и за эти куски булки, и колбасу, и за парня с яблоком в руке, которым он тотчас же захрустел, как только волк скрылся в ельнике.
Независимый, красивый, гордый и в неволе, волк нет-нет да и вставал передо мной, пока мы ходили по «пушному городку», — лисьей, песцовой, норочьей и другим фермам, — где зверьки — и злобные, и покладистые, и хитрые — уже родились не как дети природы, а как чья-то принадлежность: воротники, горжетки, манто, шапки… Мне жалко было их, их загубленной легкой свободы, их обыкновенного бытия, не учтенного в цифрах расходов и приходов, настуканных счетными машинками на бесконечных лентах. И еще невольная обида омрачала чувство радости за созданное природой и человеком живое золото, потому что уплывает оно куда-то в заграницу для утех тамошних дамочек. Одеть бы в эти меха своих родных Марий да Елен, Наташ да Людмил…
То-то радость…
Кругом ахали и охали, восхищаясь ручным песцом, который, весь исходя лаской, ползал по груди работницы, будто вымаливал какое-то немыслимое благо. А мне больно было глядеть на эту картину. До чего же можно потерять свое первородство!..
А волк-то какой… Гордый и недоступный.
Мы возвращались в город. Автобус маленький, старый, насквозь промерзший, громыхал по избитой дороге. Освещения не было, и лишь фары редких встречных машин, бросая снопы неверного света, слабо пробивающегося сквозь заиндевелые стекла, выхватывали из холодной темноты лица пассажиров. Слабо вязались ленивые разговоры. Но вдруг чей-то басовитый голос пробился неожиданным предложением:
— Братва, давайте попросим, пусть Марья Ивановна расскажет про волка по кличке Сардан. Она ухаживала за ним.
— Чо я расскажу? Обиды одне. Не принял он миня…
Автобус загомонил:
— Это почему не принял?
— Не по нраву пришлась. И пишшу от меня не ел.
— Разборчивый ворюга…
— Вы, Марья Ивановна, расскажите, как было. Забавно, право…
— А чо забавного? Не принимал, и все. До меня служительницей в вольере была Вика Сунцова. Помню я ее еще девчонкой. Недокормыш вроде. Не то что худая, тонюсенькая, как травинка. Личико — ну, наскрозь светится, такой бледности. А красива, чо врать-то? Глаза — по ложке, черные. Она и была служительницей у волков. Сарданка, у него ведь подружка была, Тайной звали, так вот он как увидит Вику, так и о Тайне своей забудет. Мечется, не знает, как свою любовь выказать. До чо дошло: Вика в вольер входила, как в свой дом.
Тут бы послушать, что еще расскажет Марья Ивановна о Сардане, да где там. Перебивая друг друга, экскурсанты пустились поскорее выложить каждый свое: кто что читал, кто слышал о волках, и меньше всего, кто сам наблюдал. Я сидел и досадовал, ведь то, что сказала о нем Марья Ивановна, начисто зачеркивало мое представление о волке, гордом и мудром. Где же правда?
В те северные места мне выдалось поехать лишь через несколько лет. Сосед по купе, видать, заядлый читальщик, сидел напротив, уткнувшись в книгу. Вот он распрямился, взглянул на меня, будто увидел впервые, и произнес:
— Наука, а читаешь, как роман…
— Разрешите? — попросил я.
«Запахи в жизни животных», — прочитал я. Автор П. П. Савельев. Стал листать и увлекся. Книга, написанная хорошим языком, содержала массу интересных подробных наблюдений как автора, так и многих других биологов. Все это было для меня вдвойне интересным, ведь я собирался навестить звероводческую ферму, встретить Сардана и, кто знает, может, и написать о нем. Мои товарищи, когда я им рассказывал о волке, в один голос говорили: «Пиши! Что за волчина! Чудо!» Вот и главка, посвященная Сардану, можно сказать, новелла, где кроме волка и автора книги действовали еще два героя — девушка Вика и мальчик Рома. Вика Сунцова по рассказам Марьи Ивановны мне уже была знакома. Жаль, что главка, все же выпадающая из общего стиля, была, очевидно сильно ужата и мало содержала конкретики. К тому же автор, взволнованный своим рассказом, то и дело сбивался на патетику, и это определенно наносило вред его новелле. Может, это было и не так, но и меня ведь тоже надо понять: так хотелось побольше узнать о Сардане, да не легенд, а живой правды.